Возвращение в эмиграцию. Книга 2 - [2]

Шрифт
Интервал

Наступил час, когда каждый русский эмигрант, если он этого искренне хочет, может получить почетное звание советского гражданина.

Позвольте мне, господин редактор, искренне поздравить этих людей и пожелать им с честью носить звание гражданина Союза Советских Социалистических Республик.

Чрезвычайный и полномочный посол СССР А. Богомолов».

Ожидалось, что после появления Указа господа эмигранты со всех ног ринутся домой на родину.

Не ринулись. Большинство осталось за рубежом.

Точной статистики эмиграции 1918–1920 годов не существует. В советское время в исторической и периодической печати упоминалась цифра в четыре миллиона. Во времена перестройки, когда на страницы прогрессивных толстых журналов хлынул поток информации о деяниях большевистского режима, прозвучала цифра в восемь миллионов русских, расселившихся по всей планете после октябрьского переворота. Но не исключено, что и в нее не вошло число детей, вывезенных из России во время гражданской войны. В большинстве случаев, именно они, выросшие и сформировавшиеся, как личности, в эмигрантских семьях, представляли основную массу тех, кто рискнул вернуться. России прошлой они не помнили, либо имели о ней смутное представление, составленное из детских впечатлений и бесконечных воспоминаний родителей. И вот теперь, сидя в бывшем концлагере на окраине Гродно, они недоуменно переглядывались и успокаивали себя надеждой на новый поворот в судьбе. Поворот к лучшему, разумеется.

И он, действительно произошел. Прибыла, наконец, комиссия переселенческого отдела, и людей стали распределять по городам и весям России.

Там, куда была направлена та или иная семья, встречали, чаще всего, доброжелательно. Таков был приказ сверху, где прекрасно знали, что посадить и расстрелять реэмигрантов всегда успеют.

И успели. Из десяти тысяч чудом остались в живых, чудом не попали за колючую проволоку лишь несколько десятков семей. На первых порах, в сорок седьмом году, с прибывшими из Франции реэмигрантами возились, устраивали. Но в то же время уже начались первые, пока еще только единичные, аресты.

Прошло больше пятнадцати лет со времени распада Советского Союза. Но печальная судьба реэмигрантов мало кого интересовала. Будто этих десяти тысяч в природе не было. Может, кто-то когда-то и посетовал, мол, вольно же было этим сумасшедшим добровольно лезть в петлю. Жили там, в своей чудной Франции, ну и сидели бы на месте. Да и что такое несчастные эти десять тысяч на фоне тотального уничтожения собственного народа! Капля в море.

Но французы вспомнили! Свои, русские, нет, а французы вспомнили. В канун пятидесятилетия со дня смерти Сталина во Франции, на французском языке, были созданы документальный фильм и книга французского журналиста Никола Жалло «Заманенные Сталиным».[1]

В 2000 году Жалло отыскал в России семьдесят человек из числа некогда приехавших в Россию эмигрантов. Он изучал архивы, запрашивал посольства, французское и российское, искал в столице, в больших городах и в глубинке. Кто-то соглашался беседовать с ним, кто-то отказался. Одна женщина так прямо и сказала: «Не хочу бередить душу. Ничего не изменить, ничего не исправить. Поздно. Слишком поздно вы о нас вспомнили».

Жалло пытается ответить на главный вопрос, что заставило этих людей оставить более или менее налаженную жизнь во Франции, и ехать в неведомую страну со страшным режимом.

В большинстве случаев ответ лежит на поверхности. Материальное положение низшего и самого многочисленного эмигрантского слоя во Франции было далеко не благополучным, будущее детей отнюдь не лучезарным.

Не хочется успокаиваться на таком однозначном ответе. О том, что реэмигрантов ждет не менее, а куда более трудная в материальном отношении жизнь в России, они прекрасно знали и были предупреждены.

На встречах с отъезжающими, в советском консульстве в Париже, о том говорил Константин Симонов. Илья Григорьевич Эренбург тоже со всей откровенностью на этот момент указывал. Со страстью и искренностью советских публицистов они призывали эмиграцию вернуться домой, и разделить с Отчизной тяготы послевоенного бытия. Они забыли предупредить о терроре, но это уж, как говорится, на их совести.

Десять тысяч человек решили связать свою жизнь с Родиной. Что двигало ими? Наверное, не материальный, не шкурный, так сказать, интерес. Следует отметить другую сторону.

Советский Союз вышел из войны с фашизмом победителем и освободителем Европы. Большинство русских эмигрантов во время оккупации Франции заняли откровенно патриотическую позицию, многие пошли в Сопротивление. А до этого они видели провал политики французского правительства, как во время Странной войны, так и во время Великого исхода парижан из родного города. На их глазах произошел бесславный разгром неприступной линии Мажино. Победа 1945 года убедительно доказала преимущество нового строя.

В наше время острое ощущение победы сгладилось, с каждым днем все меньше остается свидетелей того незабываемого времени, когда мир, казалось, стоял на пороге великого обновления, где не будет места человеконенавистничеству, рабству, массовым убийствам, мировому злу. То было сладкое время надежд и чаяний, и имя Сталина было на устах не только у советских людей. С благодарностью за освобождение его восторженно произносили во всей Европе.


Еще от автора Ариадна Андреевна Васильева
Возвращение в эмиграцию. Книга 1

Роман посвящен судьбе семьи царского генерала Дмитрия Вороновского, эмигрировавшего в 1920 году во Францию. После Второй мировой войны герои романа возвращаются в Советский Союз, где испытывают гонения как потомки эмигрантов первой волны.В первой книге романа действие происходит во Франции. Автор описывает некоторые исторические события, непосредственными участниками которых оказались герои книги. Прототипами для них послужили многие известные личности: Татьяна Яковлева, Мать Мария (в миру Елизавета Скобцова), Николай Бердяев и др.


Рекомендуем почитать
За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


Сквозь бурю

Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.