Возвращение в Африку - [12]

— К чему рисковать? — отговаривали кенийские старожилы. — Хотите посмотреть озеро — поезжайте на западный берег. До города Китале асфальтированное шоссе, с нагорья безопасный спуск по профилированной дороге, а там езжайте себе по накатанному в песках проселку на любой легковушке до Лодвара и далее до самого берега озера, где обосновались два клуба рыболовов: и кров есть, и еда обеспечена, и все для рыбалки предусмотрено в наилучшем виде — катера, снасти, опытные лоцманы из людей этой земли — туркана. Договорившись и, конечно, заплатив, можете на боте осмотреть и восточный берег! Ехать же туда прямо из Найроби — удовольствие ниже среднего: бездорожье, безлюдье, глухомань!

Логика, безусловно, была на стороне старожилов. Но часто ли человек поступает в соответствии с ней? Всегда ли он наезженные дороги предпочитает окольным тропам? Даже в центре Африки, на самом экваторе в местах, где урбанизация и индустриализация, возводящие стену между человеком и природой, можно сказать, только начинаются, — даже здесь человека охватывает беспокойное желание взглянуть «за горизонт». Потому и дался нам восточный берег озера, что там мечталось увидеть то, что в других местах не увидишь, и если уж ехать в необжитые места, так уж в самые что ни на есть девственные и глухие.

Стремление, как говорится, в духе времени. Здесь я имею в виду туристический взрыв, массовые передвижения, вызываемые не бедствиями народными: войнами, засухой, голодом, а одержимостью современного человека к путешествиям, «охотой к перемене мест». В основе своей это объясняется естественной тягой к узнаванию нового, к пониманию мира и самого себя. Но немало в этих потоках, растекающихся по всем уголкам планеты и погони за модой, стремления к бездумному времяпрепровождению пресыщенного впечатлениями и информацией праздного люда. Однако для русского человека, живущего на огромных просторах, дорога имеет особый смысл. Недаром многие произведения русской литературы, на которых воспитывалось мое поколение, рассказывали о дорогах. Это и радищевское «Путешествие…», и «Письма русского путешественника» Карамзина, и «Путешествие в Арзрум…» Пушкина, и «Мертвые души» Гоголя, и многие другие. А что такое «За далью — даль» Твардовского? Та же дорога по новой, преображенной земле…

Но вернемся к озеру Рудольф. Вместе с нами в путешествие собрался мой давний московский знакомый, журналист и географ, который уверял, что он уже добирался до восточного берега озера на «вольво», а на наших «газике» и «рафике» и подавно можно доехать. Благодаря его опыту мы избежали также затяжных споров на тему, без чего можно, а без чего нельзя обойтись в дальней и трудной дороге. Но самые полезные советы дала нам Джой Адамсон, с которой я ко времени поездки на озеро Рудольф был уже близко знаком. Джой хорошо знала места, примыкающие к озеру, и само озеро. Я еще расскажу подробно о встречах с Джой и Джорджем Адамсон.

ЛЕОПАРД НА ДОРОГЕ

Итак, в конце октября мы выехали из Найроби по фиолетовому асфальту улиц: цвела джакаранда — экзотическое южноамериканское дерево, невесть какими путями попавшее на африканскую землю и каждую весну (Найроби находится в Южном полушарии, и нашей осенью там весна) обильно покрывающее дороги фиолетовыми цветками — ни дать ни взять подмосковные колокольчики, только растущие не на лугу, а на деревьях. О цветении джакаранды пишу по устоявшейся здесь журналистской традиции, как у нас редко обходятся газетные описания весны без упоминания цветения вербы, черемухи, яблоневых садов. В давние времена, работая в центральной московской газете, хорошо помню, как наш ташкентский корреспондент каждый год в марте начинал свой репортаж неизменной фразой: «В Ташкент пришла весна. Зацвел урюк». На редакционных планерках, когда редактор замечал, что вроде бы давненько молчит ташкентский корреспондент, кто-нибудь из редакционных остряков в зависимости от времени года бросал реплику: «А урюк еще не зацвел», или «Урюк-то уже отцвел».

Мы ехали по живописнейшим местам Кенийского нагорья, густо заселенным, где деревня сливается с деревней, одна плантация переходит в другую. Среди пышной растительности не сразу приметишь скромные поля далматской ромашки, или пиретрума, по производству которого Кения занимает первое место в мире. Пиретрум, когда-то называвшийся в простонародье «клоповой травой», «блохомором», применяется как инсектицид — растительное средство борьбы с паразитами и вредителями сельскохозяйственных растений, деревьев, кустарников. Далматская ромашка в отличие от обычной, дико растущей по лугам, обочинам дорог, огородам, в посевах и считающейся сорняком, — культурное растение, высеваемое в хорошо вспаханное и удобренное поле. Уход за посевами несложен — мотыженье и прополка. Зато сбор урожая довольно хлопотное и утомительное занятие. Цветочные головки обрывают вручную три-четыре, а то и больше раз в году. Головки высушивают, и уже потом на предприятиях приготовляют из них порошок желтовато-серого цвета — пиретрин, — ядовитый для насекомых, но безопасный для домашних животных и человека. В настоящее время почти вся далматская ромашка выращивается африканскими фермерами.