Возвращение седьмого авианосца - [23]

Сцепившись, как два диких волка, они докатились до стены усыпальницы. Удар приняла на себя спина японца. Почувствовав внезапную слабость врага, Брент издал победный вопль, оседлал грудь Коноэ и прижал его руки своими коленями к палубе. Он заметил, что что-то блестит возле фанерной стенки. И схватил ломик.

Посмотрев вниз, он не увидел страха в окровавленном и разбитом лице — с поломанным носом, выбитыми зубами, заплывшим глазом, распухшим ртом и разорванным левым ухом. Страшное, непреодолимое желание не просто убить, но и полностью морально уничтожить врага захлестнуло в нем все человеческое. Толпа застыла, вокруг повисло гнетущее молчание, словно все залила тягучая вязкая жидкость.

— Хватит, Брент! Хватит! — услышал он доносящийся будто из глубины ущелья голос Кэтрин.

— Мало, — бросил он, поднимая раздвоенный конец ломика и держа левой рукой горло Коноэ.

— Давай, янки, — просипел Коноэ. — Ты должен.

Брент заколебался. Он вспомнил ту ночь на улочке в Токио, заполненную страхом и ненавистью, когда араб оказался под ним. В нем ожил зверь, наносивший удары, рвавший снова и снова разбитой бутылкой лицо саббаховца. Вытекшие глаза, разорванные нос и рот, клочья кожи… Потом аорта. И эхо далекого голоса Мацухары:

— Брент! Брент Росс! Хватит! Хватит!

Брент выше поднял ломик. Медленно повернул его. Он снова был на токийской улочке. Нет, уже не был. Мацухара и Ацуми. Они бежали через толпу, которая расступалась перед ними, словно волны перед носом «Йонаги».

— Стой! Стой! — Через секунду Мацухара и Ацуми оттащили американца, поставили его на ноги и вырвали из рук ломик.

— Не имеете права, не ваше дело, — кричал Коноэ с лицом, перепачканным кровью, капавшей с подбородка. — Вы отказываете мне в харакири, я заслужил самурайскую смерть.

— Ты ее скоро получишь и насладишься ею! — рявкнул Мацухара. — Но не здесь. — Потом он перевел взгляд на американца. — Оба к адмиралу Фудзите. Немедленно! — И толпе: — Марш по местам! — Толпа начала быстро редеть, как стая собак, которых разгоняют кнутом. — А вы, Кэтрин Судзуки, — в свою каюту.

Брент и Кэтрин под конвоем Мацухары и Ацуми побрели к выходу.

Лейтенант Коноэ провожал американца взглядом, пока тот не исчез в подъемнике.

5

— Вы нужны императору, — рявкнул Фудзита из-за стола, глядя на двух заляпанных кровью офицеров, стоявших перед ним навытяжку. — Вы оба. — Брент напрягся, услышав скрытый комплимент.

— Вы отказываете мне в харакири, адмирал, — сказал Коноэ, разбрасывая вокруг капельки слюны и крови через дыру от выбитых передних зубов.

— Разумеется, вас учили, что есть «время жить и время умирать». Я говорил вам раньше, что сейчас не время умирать, лейтенант Коноэ.

— С вашего разрешения, адмирал, меня также учили, что «воин знает, что, хотя смерть холодна как лед, это — огонь, очищающий тело, и, когда возникают сомнения, воин выбирает смерть».

— Правильно. Нет ничего более почетного, чем смерть в бою. — Костлявые пальцы постукивали по дубовой столешнице. — Но авианосцы, подводные лодки и корабли с тяжелым вооружением рыскают в поисках «Йонаги», лейтенант. — Фудзита перевел глаза на Росса. — Американец мог стать орудием вашей смерти.

— Если так хотят боги, адмирал.

— Извините, сэр. Я вызвал лейтенанта Коноэ…

— Из-за женщины, так ведь? — закричал Фудзита, его голос взвился как жало скорпиона. — Мы ее высадим при первой же возможности, — добавил адмирал, ударяя крошечным кулачком по столу. — Женщин не должно быть на кораблях. Никогда! Никогда! Никогда!

— Сэр, — попытался объяснить Брент, — это было больше, чем женщина…

Коноэ не дал ему договорить.

— Токио… моя семья… Я грыз камни, исходил желчью, я не могу спокойно спать, адмирал.

— Хватит! — с яростью закричал Фудзита, подаваясь вперед. — Вы можете мстить, делать себе харакири, но только когда это разрешу я. Подозреваю, что противник знает наш маршрут, наши координаты. Тот налет с Островов Зеленого Мыса должен был вас научить хоть чему-нибудь. Враг понимает, что мы не можем идти через Индийский океан и Магелланов пролив. В любой момент следует ожидать нового нападения. Сейчас мы, может быть, подходим к зоне патрулирования подводных лодок. — Он посмотрел на офицеров, стоявших перед ним, и обнаружил, что те опустили глаза вниз, словно выпоротые школьники. — Мы должны или сплотиться, или погибнуть. — Глазами, мерцавшими словно черные угольки, адмирал глянул на Коноэ. — Самурайская честь требует, чтобы нанесенные обиды были отомщены. Но если один из вас вызовет другого, я закую вас в кандалы. — Почти осязаемое молчание заполнило каюту. Его нарушил адмирал. — А вам, энсин Росс, следует научиться владеть собой.

— Слушаюсь, сэр.

Фудзита продолжил:

— Не забывайте, что слово офицера — закон. — Он посмотрел на летчика. — И обращаюсь к вам как к самураю — больше никаких драк. Избегайте встреч. Это приказ. Когда покончим с арабами, вы можете сделать друг из друга отбивную. Но помните, пока этого не случилось, в храм Ясукуни мы должны отправиться все вместе.

— Клянусь своей погибшей семьей, — пообещал Коноэ, туманно глядя на американца.

Брент ответил твердым взглядом.

— А я своим погибшим отцом.