Возвращение росомахи - [122]

Окрыленный, охотовед засобирался в тайгу. Расспросив мужиков, где кто видел в последний раз росомашьи следы, решил начать поиски с перевальной седловины у Сахарной Головы.

Росомашьих следов там действительно было много. Соорудив три амбарчика, в крайних оставил по глухариному крылу, а в средний положил аппетитный кусок оленины. В него предварительно вложил две капсулы снотворного. Между амбарчиками, для привлечения росомахи, разбросал накроху. Сам устроился в буреломе, метрах в ста пятидесяти. Чтобы не замерзнуть, накидал на снег лапника и забрался в меховой спальник.

Росомаха появилась в тот же вечер. Охотовед с удивлением наблюдал, как она отгрызла ветку и, потыкав ею у входа, ушла. Степан сообразил, что это та самая росомаха, которая безнаказанно опустошает путики промысловиков и гадит в их избушках.

«Почему она ушла? Что ей не понравилось? Может, смутило отсутствие капкана? Теперь сюда вряд ли вернется».

Когда рассвело, Степан вытащил из пещерки приманку со снотворным и перебрался в соседнюю ложбину, где тоже встречались следы росомахи. Соорудил новые амбарчики и, установив на входе капканы, положил в пещерки приваду.

Две ночи дежурства прошли впустую. Степан уже подумывал сменить место, но на третью его терпение было вознаграждено.

Прежде чем приблизиться к амбарчику, росомаха долго нарезала вокруг него круги, подходя с каждым разом ближе. Принюхивалась, присматривалась. Наконец отгрызла ветку. Когда железные челюсти вцепились в нее, безбоязненно вытащила мясо. Съев его, запрыгала дальше.

Выждав минут двадцать, Степан, изумленный столь осмысленным поведением зверя, вылез из спальника и пошел по следу. Опустошив вторую пещерку, зверь направился в долину. Прыжки становились все короче. Прежде прямая строчка завиляла. Метров через четыреста охотовед наткнулся на росомаху, лежащую за валежиной. Увидев его, она с трудом встала и, сделав несколько неуверенных шагов, опять легла. Охотовед, дождавшись, когда зверь окончательно уснет, подошел. Росомаха на его приближение не прореагировала.

Степан никогда не признал бы в этом матером, холеном звере милого, веселого увальня — Топа, если б не характерное белое пятнышко на груди.

Так вот кто донимал Подкову! Ай да Топ! Прямо-таки таежный мститель! Робин Гуд!

Пока зверь не проснулся, охотовед поспешил связать ему лапы. При этом, для надежности, задние притянул к передним. После чего надел на голову мешок из плотной ткани. Накидав на снег еловых веток, уложил на них спящего пленника, а сам побежал за оставленными в засаде вещами. Степан торопился — действие препарата непродолжительно.

Засунув росомаху в спальный мешок (обездвиженный зверь быстро замерзает), обвязал его веревкой и, выбирая путь почище, повез спящего пленника к избушке.

Очнувшись, Топ никак не мог понять, что с ним происходит. Во тьме и непривычной тесноте его затуманенный препаратом мозг фиксировал лишь мягкие толчки. Потом его приподняли и вывалили на что-то твердое. Колпак с головы слетел, и Топ зажмурился от света. Когда глаза привыкли, огляделся. Он находился в бревенчатой, пахнущей дымом избушке. Она была ему хорошо знакома. Это ее они с Мавром сторожили. А вон и хозяин Мавра. Сидит, наблюдает.

«Наверное, думает, что это я убил его собаку, и решил отомстить. Как же ему объяснить, что Мавр умер от плохого мяса?»

Топ заворочался, пытаясь встать, чтобы позой, выражающей дружелюбие, «сказать», что он не причастен к смерти собаки. Но прочные путы не позволили ему даже приподняться. Стремясь освободиться от них, он извивался, дергался всем телом, но безрезультатно.

Зверя охватила паника. Прежде он никогда не испытывал ощущения такой беспомощности. От нервного перенапряжения Топ забился в конвульсиях. Подобная реакция не обеспокоила охотоведа. Он знал, что у диких зверей, особенно взрослых хищников, попавших в неволю, такие припадки не редкость. Конвульсии тем временем становились все слабее и, наконец, прекратились. Степан подошел к росомахе и присел напротив.

— Не бойся, Топ! Я тебе ничего плохого не сделаю. Ты меня узнал? — Охотовед погладил росомаху по спине.

Топ опять попытался выразительным взглядом донести до человека, что он неповинен в гибели собаки.

Степан чувствовал, что зверь пытается ему что-то «сказать», но истолковал по-своему.

— Топ, дорогой, мы, конечно, друзья, но я тебя не отпущу. Поедешь в зоопарк. Там кормят, лечат. Тут тебе опасно оставаться. Ты так насолил здешним охотникам, что они рано или поздно тебя убьют. Зоопарк — твое спасение.

По тому, что зверь немного успокоился, Степан решил, что он его понял.

Переночевав в зимовье, охотовед на следующий день перевез Топа домой. Сколотив из толстых плах клетку, стал ожидать пятого декабря, когда должна была приехать автолавка. Степану не хотелось лишний раз обращаться к Подкове, но по-иному росомаху в город не доставить. А не хотелось потому, что опять начнет ныть насчет долга, обвинять его в том, что он сам и выкрал Мавра.

Эту поездку Топ запомнил на всю жизнь: на ухабистой, с ребристыми наметами снега дороге постоянно трясло, кидало из стороны в сторону, больно било о деревянные стенки клетки. От едких, щиплющих нос и глаза выхлопных газов его тошнило.