Возвращение Поллианны - [10]

— Выходим?

— Ну я имею в виду в церковь.

— Но Поллианна, я сегодня совсем не предполагала, я… — Миссис Кэрью прокашлялась и попыталась объяснить, что она сегодня не собиралась в церковь и что она вообще никогда не была дисциплинированной прихожанкой. Но доверчивое личико и счастливые глаза Поллианны одержали над нею победу.

— Ну хорошо, мы выходим в четверть одиннадцатого. Но мы там пробудем недолго.

И вот случилось так, что этим солнечным сентябрьским утром миссис Кэрью сидела на скамеечке в той фешенебельной и элегантной церкви, куда она приходила девочкой и куда теперь вносила большие пожертвования по мере поступления доходов.

Для Поллианны эта воскресная утренняя служба явилась радостью и чудом. Изумительная музыка, игра солнечных лучей в витражах окон, исполненный страсти голос проповедника, благоговейное безмолвие присутствующих произвели на девочку столь глубокое впечатление, что после окончания службы она долго не могла вымолвить ни слова.

— О, миссис Кэрью, какое счастье! — произнесла она, когда они были возле самого дома.

Миссис Кэрью взглянула на нее недовольно, почти грозно. Она не желала слушать нравоучений. Скрепя сердце она сегодня уже выслушала проповедь с церковной кафедры. Но девчонка-проповедница — с какой стати? «Надо жить так, как будто мы живем один этот день» — такова была излюбленная доктрина Деллы. Сестра даже учит, что жизнь — это одно мгновение, и поэтому все можно претерпеть: ведь это лишь мгновение муки.

— Счастье? — раздраженно переспросила миссис Кэрью.

— Да! Иногда я пытаюсь себе представить, что бы я сделала, живи я одновременно и вчера, и сегодня, и завтра. Наверное, массу удивительных вещей! Но я понимаю, что вчера — это вчера, а сегодня — это сегодня. И что сегодня воскресенье, а через неделю будет опять воскресенье… Честное слово, миссис Кэрью, если бы сегодня было не воскресенье, я бы прямо тут, на улице, стала кричать, плясать, восклицать! Но ничего не поделаешь — сегодня воскресенье. Вот придем домой — и я буду петь гимн, самый радостный гимн, какой мы только можем себе представить. А какой гимн самый радостный из всех? Вы знаете, миссис Кэрью?

— Ну нет, мне трудно сказать, — отвечала миссис Кэрью, неуверенно озираясь, словно отыскивая какую-то пропажу. Очень уж черным днем оказался бы этот «один-единственный» для человека, привыкшего во всем отыскивать прежде всего дурные стороны.

Наутро в понедельник Поллианна впервые пошла в школу самостоятельно. Она уже прекрасно знала дорогу, кстати, не такую уж длинную. От школы Поллианна пребывала в восторге. Это было небольшое частное заведение для девочек; преподавание шло по новой системе, без конца ставились какие-то необычные эксперименты, но все это нисколько не пугало Поллианну, наоборот, очень ее радовало.

Миссис Кэрью не любила никаких новшеств, и без того за эту неделю их слишком много выпало на ее долю. Когда человек, уставший от жизни, вынужден делить общество с восторженным энтузиастом, то для первого это оборачивается в лучшем случае раздражением. А миссис Кэрью была не просто раздражена, а именно разгневана. Все же про себя она думала, что если бы кто-то спросил о причине ее раздражения, у нее не нашлось бы иного ответа, кроме: «Потому что Поллианна всему радуется»; и здравый смысл подсказывал ей, что это довольно странный ответ.

Делле она писала в письмах, что слово «радость» действует ей на нервы и лучше бы оно вообще никогда не звучало в ее присутствии. Правда, она отмечала с удовлетворением, что Поллианна не только не поучает ее, но даже ни разу не пыталась заговорить с ней о своей игре.

Но однажды раздражение миссис Кэрью вылилось в гневный протест. Это случилось на второй неделе пребывания Поллианны на Федеративной авеню. Поводом было скоропалительное заключение Поллианны по поводу ею же рассказанной истории об одной из «женщин-помощниц».

— Дело в том, миссис Кэрью, что она стала играть в игру. Но вы, может быть, не знаете, миссис Кэрью, про какую игру я говорю. Я вам расскажу. Это замечательная игра!

Но миссис Кэрью сделала протестующий жест.

— Нет, Поллианна! — вскрикнула она. — Не говори мне ни про какую игру! Я уже знаю про это от сестры, и теперь, пожалуйста, уволь меня!

— Но, миссис Кэрью! — проговорила девочка тоном извинения. — Я ведь не говорю, что эта игра предназначена для вас. Вы можете не играть.

— Это невежливо так говорить: «Вы можете не играть»! — с обидой проговорила миссис Кэрью: хоть она и просила «уволить ее», ей все же не нравилось, что ее увольняют.

— Ну, так давайте я вам просто объясню, — Поллианна весело рассмеялась. — Эта игра заключается в том, чтобы во всем находить что-то такое, чему можно радоваться. А бывает, что и не ищешь, а это оказывается само собой. У вас когда-нибудь так было, миссис Кэрью?

Тут уже миссис Кэрью рассердилась не на шутку и в гневе сказала, может быть, больше, чем хотела сказать.

— Представь себе, Поллианна, я ни в чем не смогу найти оснований для радости, что бы ни случилось!

Какое-то мгновение девочка стояла, потупясь. Потом она отпрянула в недоумении:

— Но почему же, миссис Кэрью?