Возвращение - [26]

Их глаза встретились, и молодой человек, поняв, что Кёго смотрит на него, попытался с вызовом встретить его взгляд, но быстро не выдержал и стал смотреть в сторону. Он почувствовал заметное беспокойство, что проявилось и в движении его рук. Из того, как он быстро отвёл глаза после первого изучающего взгляда, Кёго понял, что тот также не забыл его. Он выглядел больше ребёнком тогда, в Малакке, но сейчас на его лице появилось больше коварства, видимо, жизнь и люди сделали своё дело. Но это был он, даже родинка была на месте.

Это был тот, который допрашивал его в жандармерии, расставлял охранников вокруг него, чтобы заставить его стоять по стойке смирно непрерывно двадцать четыре часа, не давая закрыть глаза, вновь и вновь задавал одни и те же вопросы с целью измотать его, и бил его своим хлыстом, когда ему этого хотелось. Это был человек, который пытал его, пока он не терял сознание, а затем пытал снова и снова. Когда Кёго говорил, что ему не в чем признаваться, он только называл его предателем и безжалостно продолжал свой допрос.

Один эпизод заставлял Кёго скрежетать зубами каждый раз, когда он вспоминал его. Однажды, когда боль стала невыносимой, он призвал его:

— Я настолько стар, что мог бы быть вашим отцом.

Но это только ещё больше разозлило жандарма. Кёго вспомнил об этом сейчас, и всё его тело под пальто вспыхнуло от прилива жара. Да, это тот человек!

Он хотел забыть его, а он оказался тут прямо перед его глазами, здесь, в Японии, в городской электричке, притворяясь, что он не узнаёт его. Вид его прочных военных ботинок, старой военной формы привёл Кёго в ещё большую ярость.

Конечно, для Кёго он был всего лишь ребёнком, ребёнком с невыразимо мрачным лицом, притворяющимся, что он забыл всё случившееся. Высокомерное, но ничего не выражающее лицо, как будто он нарочно хотел напомнить Кёго о своей жестокости к несчастным людям в прошлом, о том, как он выглядел, когда допрашивал их. Это был кусок мяса, который не мог чувствовать боли. Поэтому он и решил не отводить своего напряжённого взгляда от него. На что и обратил внимание Онодзаки. Молодой человек смотрел на студентов, которые всё ещё пели джазовые песни и дурачились, но он чувствовал на себе взгляд Кёго и, закрыв глаза, притворился спящим. С закрытыми глазами его лицо выглядело ещё более детским.

Когда поезд остановился на станции Ист-Накано, он вздрогнул от звука открывающихся дверей, вскочил со своего места и тяжёлой походкой вышел на платформу. Кёго последовал за ним. Обернувшись один раз на Кёго, он прошёл сквозь билетный турникет и вышел со станции. Они шли по дороге мимо ветхих лачуг и оставленных войной пепелищ. Толпа пассажиров, которая вместе с ними сошла с поезда, постепенно редела, и, когда Кёго догнал и поравнялся с молодым человеком, они были уже одни. Над чёрным холмом, который выходил на пустырь с обгоревшими остатками домов, поднималась поздняя луна.

Пройдя рядом с ним некоторое расстояние, Кёго заглянул ему в лицо.

— Эй, ты меня не забыл?

Молодой человек переложил портфель в другую руку, повернулся к Кёго, но продолжал идти.

— Кто вы?

— Ах, ты забыл? — улыбнулся Кёго. — Хорошо, я тебе напомню.

— В чём дело? — спросил он уже грубо. — Вы ведёте себя невежливо, неожиданно приставая ко мне подобным образом.

— Это правильно, к чёрту хорошие манеры. У тебя есть два выбора. — Голос Кёго был резким, не терпящим возражений. — Если ты живёшь со своими родителями, пошли к тебе домой и будем говорить в их присутствии. Если ты этого не хочешь, мы найдём место среди этих развалин, где никто нас не потревожит, и поговорим там. Что ты выбираешь?

Настойчивая сила воли, звучащая в голосе Кёго, казалось, заколебала его противника, но он сам сохранял полное хладнокровие, что было заметно даже в темноте.

Молодой человек попытался угрожать и заорал солдатским голосом:

— Вы что, хотите драться?

— Совершенно верно.

— Но я не хочу драться с таким старым человеком, как вы.

— Спасибо. Но ты не должен чувствовать угрызения совести. Может быть, я и выгляжу старше тебя, но я странствовал по всему миру, не пользуясь защитой какой-либо страны. Поэтому при любой опасности я должен был полагаться только на свои собственные силы и соответственно готовил себя. И вот я остался жив. Так что тебе нечего обо мне переживать как о противнике. Или ты, может, предпочитаешь, чтобы я отвёл тебя к твоим родителям?

— У меня жива только мать, отца у меня нет. В его голосе прозвучали нотки мольбы и чувствовалось, что он теряет всё своё мужество.

— Я понимаю. Тогда решим эту проблему между собой, — сказал Кёго спокойным голосом.

— А вы не могли обознаться? — спросил бывший жандарм.

— Трусливые отговорки. Я не хочу это больше слышать. Откровенно говоря, я сам был поражён, что ты оказался первым, кого я встретил, вернувшись в Японию! Человек, которого я меньше всего хотел видеть. — Кёго продолжал далее: — У меня крепкий характер. Я жил за границей долгое время и питался мясом. Может быть, в этом лежит причина. Но я думаю так потому, что я так долго был один среди иностранцев. Но я не такой как ты — коварный и жестокий. Прежде всего в своей силе я не опираюсь на других и не превращаюсь в слабовольного и трусливого человека, когда не обладаю властью, данной другими. То, что я решаю делать, я делаю сам. Я знаю, что ты был жандармом и должен был допрашивать меня, но это не оправдывает тебя. Ты без надобности издевался надо мной ради собственного удовольствия, потому что я не мог оказать сопротивления.