Возвращение ненормальной птицы.Печальная и странная история додо - [57]

Сегодня слово «додо» может даже работать как уничижительное, относящееся к кому-то тупому и стоящему на грани исчезновения. Можно увидеть, как тонко использован этот двойной подтекст в едком описании английского высшего общества в стихотворении «Ещё не додо» Ноэла Кауарда, или как он выражен на самом подсознательном уровне через беспросветный пессимизм любого из стихов, включённых в «Оду додо» Кристофера Лога. В обоих случаях слово «додо» используется исключительно в названии и отсутствует в содержании, поскольку предполагается, что само содержание ясно даёт понять, зачем здесь использовано слово «додо». Точно так же Франк Светтенхам прекрасно использовал это слово в своей едкой сатире о жизни колониального Маврикия. Чтобы передать мысль о том, что на всём и на всех на острове лежит печать идиотизма и нежизнеспособности, автор просто называет колонию, принадлежавшую в то время Британии, «Островом додо». И Дэвид Кваммен очень эффектно обыгрывает этот двойной подтекст, дав своей книге о биологическом разнообразии и вымирании островной жизни название «Песнь додо»[32].

Чтобы засвидетельствовать долговечность толкования слова как чего-то «вымершего», можно процитировать брошюру 1935 г., целью которой было привлечь внимание местных властей к вероятности исчезновения популяции диких уток на некоторых водоёмах в Нью-Гемпшире. Говорящее название «Последуют ли утки за додо?» задаёт тексту предостерегающий тон, прилагаемая карикатура закрепляет это ощущение, а дальше следует несколько страниц, на которых додо больше не упоминается.

«Чудеса додо» — это одна из нескольких книг, составляющих целую серию, где говорится о некой леди из Австрии, которая пытается выдавать себя за выдающуюся и изысканную особу в среде английского джентри — что, конечно, всякий раз заставляет её глупо выглядеть. Вполне предсказуемо, что автором серии книг был питающий страсть к гольфу член клуба «Bath Club», который удостоился чести быть упомянутым несколько раз в английской энциклопедии «Кто есть кто». (Любезно предоставлено президентом и членами совета Гарвардского колледжа.)

Все знают, что он вымер, как динозавры. И все знают, что, в отличие от динозавров, он был истреблён из-за деятельности человека. Такого рода принцип применим к вышедшей в свет в 1936 г. толстенной книге Вильялмура Стефансона «Приключения по ошибке», которая начинается с довольно резкого заявления: «Говорят, что Бэкон рассмотрел весь объём знаний в пределах своей компетенции. Но науки сегодняшнего дня настолько многочисленны и сложны, что их единый бэконианский обзор уже невозможен, и из-за того, что наш интеллектуальный горизонт сузился до части целого поля, возникают извращения в мышлении и действии».^{122} Данная книга — это ещё одна попытка раскрыть новый метод, который стандартизировал бы современное знание в едином ключе. Даже когда Стефансон прикладывает усилия к достижению этой благородной и высокой цели, он признаёт: вскоре мы поймём, что «в этих областях, помимо всего прочего, факты, общепринятые с дюжину лет назад, сегодня превратились в ошибки, уже ставшие фольклором. Вы стандартизируете знание, но, пока вы весь в работе, само знание изменяется».

Третья глава работы Стефансона посвящена интересной реинкарнации предыдущих подходов к знанию. Он утверждает, что «мы предлагаем доказательства того, что исследование может оставаться достоверным после того, как открыт последний остров». Разговор умело подводится к перечислению случаев, когда исследователи иных эпох изменили восприятие и нашего непосредственного окружения, и мира, в котором мы живём, в целом. И как же называется эта глава? Всё правильно, вы угадали. «Составят ли исследователи компанию додо?», без всякой прочей информации, позволяющей понять, какой смысл вложен в эту метафору.

В 1940 г. английский популяризатор Дарвина Джулиан Хаксли собрал некоторые из своих очерков в виде книги «Человек, оставшийся один». «Я пишу эти строки в подвальном бомбоубежище Лондонского зоопарка, под звуки стрельбы орудий ПВО, доносящиеся снаружи, и струнного квартета Холста, играющего прекрасные «Сокровенные голоса» Сибелиуса по радио в помещении», — читаем мы в первом предложении.^{123} Здесь пример ещё больше относится к сути дела, потому что Хаксли начинает с того, что прямо в предисловии сообщает нам о теме своих очерков: «Они были написаны в тот странный, беспокойный и неопределённый период, когда угасала эпоха, но многие из нас отказывались взглянуть в глаза опасности её исчезновения». Начинает возникать тема дронта: «Если после войны цивилизация должна воссоздаваться заново, она может это сделать, основываясь исключительно на том, что из-за отсутствия лучшего слова нам стоит называть социальной перспективой», поскольку «если мы победим, цивилизация не будет в безопасности. Спасти её можно будет лишь в том случае, если она сможет преобразовать саму себя, чтобы преодолеть страх незащищённости, разочарование или отчаяние». Нам следует адаптироваться и менять наши стратегии ради выживания. Иначе мы пойдём по пути додо — по крайней мере, если предадимся наивным мыслям, исходящим исключительно из наших собственных желаний, которые были допустимы лишь в то недолгое время, когда разрушения, причинённые бушующей войной и казавшиеся неизбежными, заставляли казаться весьма реальной перспективу скорого обретения почвы для построения цивилизации с чистого листа.