Возвращение Мюнхгаузена - [204]

Какой ужас! У него осталось четыре часа на девятнадцатый век, на золотую эру большой русской литературы! На пушкинский период, на эпоху критического реализма, на Чехова, на молодого Горького.

Четыре часа!

"Есть отчего в отчаянье прийти!"

Передаю слово потерпевшему.

- Я долго думал, - говорил он, - соразмерял, сопоставлял и... Наконец мелькнул просвет в чаще... Я вспомнил знаменитую статью Чернышевского "Русский человек на рандеву", ту самую, из-за которой пошел раскол, которая обусловила окончательный разрыв между либералами и благодушными разночинцами! Понятие "рандеву" берется здесь как образ решительной встречи, последнего выбора в смысле определения общественного сознания у русского интеллигента! Думал я, думал, и вдруг мне ударил в мысль другой образ эпохи, столь же четко определяющий линию развития общественных отношений! "Русский человек на поединке"! Ключ был найден! Разве не под знаком дуэли шла вся русская литература золотого века? Был ли хоть один писатель, не коснувшийся этой роковой темы? О Пушкине и Лермонтове говорить не приходится. У Гоголя шутейный кулачный бой отца с сыном завершается их трагедийной встречей!

У Тургенева - основная тема во многих рассказах и... романе "Отцы и дети". У Толстого и Достоевского поединок проходит эпизодом в "Войне и мире" и "Бесах"...

Наконец, у ближайших современников - у Чехова и Куприна - эта тема отражена и варьируется многократно.

Даже у молодого Горького, которому тема дворянской дуэли абсолютно чужда, все-таки под знаком поединка идут такие рассказы, как "Мальва" и "Челкаш".

При этом нужно отдать справедливость, каждый автор вкладывает свое содержание в этот образ встречи противников у барьера, на восьми шагах один от другого... Дуэль - это варварский пережиток, нелепый способ разрешения принципиальных вопросов лотерейным путем! Такова дуэль Онегина и Ленского, такова же дуэль Базарова и Кирсанова, представляющая тонкую и злую пародию на онегинский поединок!

Но дуэль Печорина и Грушницкого - это встреча, которую нельзя назвать иначе как "Божий суд". Печорин отвергает все шансы, идет упорно навстречу собственной смерти и... наносит смертельный удар Грушницкому, а в его лице пошлости, коварству, обману и лицемерию...

Таким образом, в двух двухчасовых лекциях Кржижановский отразил тему дуэли в развитии большой русской литературы. Тема бытовала в истории общественного сознания, отношение к ней менялось: не прошло и пятнадцати лет после дуэли Пушкина, как Герцен с презрением и негодованием отверг вызов Гервега в аналогичных обстоятельствах - он взывал к общественному суду, но считал недостойным для себя, семьянина и общественного деятеля, нужного своим детям и своему народу, подставлять грудь под пулю обманщика и лицемера, пригретого им в своем дому!

Так вывернулся Кржижановский из тяжелого, казалось, безвыходного педагогического казуса.

Внести новые пункты в академическую программу ему, пожалуй, не удалось, но молодой ученый, который создаст диссертацию "О теме поединка в русской литературе", найдет много новых интересных сопоставлений в жизни русских писателей и характерах героев.

Из всего созданного Кржижановским было реализовано несколько рассказов в журнале "Тридцать дней", в том числе рассказ о локтекусе, была поставлена опера "Суворов" на музыку С. Н. Василенко в нескольких театрах страны, наконец, было опубликовано несколько статей о Шекспире, Шоу в первом издании "Литературной энциклопедии" и в журнале тридцатых годов "Литературная учеба".

Кржижановскому не везло на оппонентов. Он знал запреты - критики не знавал.

Гордый и непризнанный, самолюбивый и болезненно не способный ни на какие компромиссы, он всю жизнь так и прошлепал исполинскими крыльями по мокрой палубе наподобие бодлеровского альбатроса.

Жизнь продолжается...

То, что писал Кржижановский, не было модным в те времена и поэтому не может считаться устаревшим в другие времена.

Жизнь впереди...

H. Mолева ЛЕГЕНДА О ЗИГМУНТЕ ПЕРВОМ

"Nil admirari". "Ничему не удивляться". Это была игра, начавшаяся так давно, как только в памяти вставал облик пожилого мужчины. Грузного. Чуть сгорбленного. С пристальным взглядом сквозь толстые стекла очков. Наверно, по-настоящему пожилым он стал позже, но в шесть-семь лет - свое беспощадное ощущение возраста. Дядя Зигмунт был "взрослым", и налет седины должен был превратить его еще и в пожилого человека.

"Ничему не удивляться", - я совершенно случайно знала перевод латинской поговорки. Ее слишком часто повторяла дома бабушка, откладывая по утрам газетные простыни с холодящими кровь подробностями вредительской деятельности множившихся с немыслимой быстротой врагов народа. Пожалуй, это была единственная оценка, произносимая вслух, тем более при слишком маленькой внучке. Шел 1938 год. Когда-то бабушка училась на математическом факультете Сорбонны, кончала Фрёбелевский факультет Донского университета, и от дяди Зигмунта я узнала, что ей посвятил несколько строк Казимеж Тетмайер, до которого так и не успела дойти Литературная энциклопедия и о котором ни слова не сказала Большая советская в своем первом, стоявшем у нас дома издании. Великий польский поэт, повторял дядя Зигмунт. Может быть, это был его собственный перевод тетмайеровских строк?