Возвращение Мориарти - [93]

— Можешь, если хочешь, остаться со мной на всю ночь, — соблазнительно шепнула Дельфина.

Сэл Ходжес как-то сказала, что сладкий голосок действует на мужчину так же возбуждающе, как и прочие женские прелести.

— Дитя мое, мне пора возвращаться. — Мистер Хейлинг взглянул на часы и с важным видом вернул их в кармашек. — Так что не получится. У меня свои обязанности перед слугами. Некоторые из них еще совсем молоденькие. На мне лежит большая ответственность. Приватные удовольствия не должны мешать исполнению общественного долга.

«Общественный долг, как же! — подумала Дельфина. — Плевать тебе на долг. И на слуг тоже. У тебя ж на физиономии написано, кто ты такой. Дворецкий и не больше того. Бедные девочки!» — Дельфина знала, каким адом может обернуться жизнь молоденькой горничной, если над ней стоит такой вот похотливый, двуличный, до невозможности придирчивый дворецкий. Напускная респектабельность, как густой клей, скрывает многие грешки.

Часы показывали десять, когда Хейлинг вышел из заведения на Беркуит-стрит и торопливо зашагал в сторону Парк-лейн, дабы укрыться за надежными стенами особняка Брэев. Он свернул налево, пересек Броуд-стрит и направился в сторону Бруэр-стрит. Тумана не было, но над домами висела плотная завеса дыма, а по узким улочкам проплывет и сизые клочья смога.

Его встретили в переулке, неподалеку от Бруэр-стрит. Они появились внезапно, двое грубых парней размером, как ему показалось, с гориллу. Позднее полиция пришла к выводу, что имело место обычное ограбление, но Хейлинг, изувеченный на всю оставшуюся жизнь, имел на этот счет иное мнение. Они быстро сбили его с ног двумя или тремя ударами по голове, забрали бумажник и сорвали с цепочки часы. Хейлинг даже не пытался сопротивляться. Но потом, когда он уже лежал, беспомощный и с пустыми карманами, они не убежали, а нанесли еще несколько ударов ногами — по ребрам и ниже, — лишив остатков мужественности, но сохранив жизнь.

Известие о случившемся, переданное со всеми подробностями, немало порадовало Спира. Справедливость, как он представлял ее, была восстановлена, а тот факт, что Фанни Джонс и Пип Пейджет остались в полном неведении, доставлял ему дополнительное, тайное удовольствие. Больше эта мразь, этот до тошноты приторный мистер Хейлинг, не тронет уже ни одну служанку.

Свинина и говядина, куры, индюшки и кролики — все это доставили в Лаймхауз в понедельник утром. Фанни — на правах невесты — от кухонных работ освободили, а ее место заняла Бриджет, покинувшая своего подопечного с большой неохотой. Спиру наконец-то позволили встать с постели и перебраться в приготовленное специально для него кресло — от участия в празднике он не отказался бы даже в том случае, если бы ему пришлось спускаться вниз на оконном ставне.

Суета на кухне, начавшая с раннего утра, постепенно набирала силу и ближе к вечеру достигла пика — одни готовили, другие неотступно следовали за ними, четко исполняя строгие инструкции и наблюдая за каждым движением поваров.

В полдень начали принимать вина: ящики с шампанским, не дошедшим до места назначения благодаря всевозможным хитростям и приемам, начиная от банальной взятки и кончая откровенным, в том числе с угрозой применения силы, грабежом.

В самом доме с утра трудилась бригада китаянок, привлеченная для тщательной уборки Ли Чоу. Из каморок и кладовых появлялись дополнительные лампы; их чистили, заправляли и развешивали в нужных местах. По всей длине этажа расставляли сколоченные наспех столы, другие спешно устанавливали перед входом в «комнату ожидания».

После мужчин за дело взялись женщины — жены и подруги тех, кто считал себя членом семьи Мориарти, принесли охапки весенних цветов и гирлянды и принялись украшать интерьер, являвший собой дотоле весьма унылую картину. Масштабы происходящего ясно показывали, что Мориарти намерен отметить важное для Пейджета и его невесты событие по всем правилам и с размахом.

Тем не менее бизнес шел своим чередом. Утром Профессор провел совещание с тремя оставшимися «гвардейцами», пригласив также Паркера и братьев Джейкобс, которые явно играли все более значительную роль в структуре власти. Потом ему пришлось разбираться с просителями. Сам Пейджет принимал денежные подношения от сборщиков, сутенеров и всех тех, кто по обычаю выходил на улицы по уикендам — выколачивать положенную дань, поступавшую регулярно в казну Мориарти.

Во второй половине дня Пейджет, выбрав момент, когда Профессор остался один, заглянул в его апартаменты.

— Хочу поблагодарить вас за все, что вы сделали для нас с Фан, — почтительно обратился он к патрону.

Мориарти поднял голову. Взгляд его был серьезным и настороженным.

— Так и должно быть, Пейджет. Как-никак ты со мной уже давно, и сейчас я доверяю тебе больше, чем другим. Надеюсь только, что эта женщина не станет такой же, как большинство из них, и никогда тебя не подведет.

Тень беспокойства на мгновение омрачила лицо Пейджета; предатель оставался нераскрытым, и подозрение, висевшее, в том числе, и над Фанни Джонс, не давало ему покоя.

— Не могу поверить, что это она. — Смелые слова, но в глазах еще пряталось сомнение. — Что касается вашего доверия, то я стараюсь его оправдать, но есть одно дело, о котором я должен с вами поговорить.