Возвращение - [57]

— Обижаете сударь. — Рассмеялся Император, наливая два бокала, один из которых протянул своему собеседнику. — Мне поставляют с южных холмов, знаете ли, могу себе позволить!

— Обворожительно! — Десмос не пил, он словно кот макал кончик своего языка в бокал. — Как долго я был лишен этих чувств! Более семидесяти лет мне понадобилось, что бы насладиться вновь этим запахом, а вот в последние десятилетия даже вкус понемногу возвращается.

— Рад за вас! — Император отсалютовал своему оппоненту бокалом. — Но давайте вернемся к нашим делам.

— Хенгельман. — Вампир с сожалением отставил в сторону свое вино, впрочем, не упуская из рук винную пробку. — Обе. Наш Ульрих у них, естественно как вы и говорили, вся округа там напичкана дьесальфами. От Теней бойцов не много, но от этого не легче, госпожа Шель привлекла бойцов своего клана, плюс подозреваю как минимум двое это лесовеки Дома Солнца.

— Подозреваете? — Император задумчиво осмотрел вампира с ног до головы.

— Увы, господин. — Граф виновато развел руками. — Там даже таким как я не проскочить.

— Сильны? — Император поджал губы.

— Сверх меры. — Кивнул посерьезневший Десмос.

— Мне понадобиться фора минимум в пол дня пути. — Раздался голос третьего человека заставивший вздрогнуть вампира.

В дальнем темном углу шатра появилась фигура щупленького паренька, чье тело с ног до головы было укутано в непроглядную хламиду.

— Вам хватит этого времени уважаемый Альмадир Фархат? — Склонил свою голову император, охватывая взглядом темную фигуру.

— Должно. — Пожал тот плечами. — Твои люди, плюс гнездо графа.

— Но Хенгельман… — Поежился вампир. — Эти две в состоянии помирить нас всех там, не разбираясь, кто будет правым, а кто виноватым.

— А вот это уже господа… — Тот, кого именуют как Альмадир Фархат Халим, уселся в третье кресло, с интересом покосившись на откупоренный кувшинчик. — Это уже пусть будет вопросом нашего барона, в конце концов, мы и так многое для него сделали.

* * *

Спал. Ел. Думал о смысле жизни. Четыре дня в компании двух старушек, пользительно сказались на моем здоровье. Меня выкормили, выходили, выстирали, вычесали, и откровенно затрахали советами и разговорами. Милейшей души некромантки, все говорили и говорили и говорили со мной о смыслах, последствиях, о том, что я сделаю, чего я не сделаю, пытались достучаться до моего сознания, а я лишь молчал, кивал, думал и откровенно отъедался, так как чего не отнять бабулькам, так это дара вкусности стряпать.

Охамев от вседозволенности и неги, послал даже одну бабульку, за вещами, моими сходить в гостиницу, самому не хотелось. Холодно уже на улице.

— Идет, Улич. — Подала голос уже под вечер как‑то печально Милана Хенгельман, облюбовавшая местечко у окошка. — Пора сынок.

Сердце у меня в груди сжалось испуганным комочком, бешено трепеща своим тихим голоском: «нет, нет, нет, нет!». Но меня попросили, две щупленьких, стареньких прохиндейки знали, что я не смогу им отказать.

Пора.

Как не прокручивай задуманное в голове, сколько раз все по кругу не обсуди, а руки тряслись, когда Милана улеглась на топчане, а Априя Хенгельман на лавке у печи, закрывая глаза и складывая ручки вдоль своих сухоньких тел.

— Слушай, пацан. — Заворчала неугомонная Априя. — Давай уже реще, сколько можно там стоять яйца мять?

Длинный, тонкий кинжал, словно шило в масло вошел в ее грудь, под моей рукой совершенно не встретив сопротивления, лишь на выходе уперевшись стальным клювом в доску лавки на которой она лежала.

— Нормально. — Донесся голос Милы. — Все точно мальчик, не бойся, это не страшно умирать.

Дзинь.

Кинжал выпал из моих рук, после того как я закончил убийство второй сестры, ударившись о бок каменной печи, а мои ноги подкосились, опуская мой тощий зад на пол.

Вот так. Вот так оно все и произошло. Минут пять тупо сидел, смотря на свои руки, еще минут десять тер их гадливо о штаны, бездумно расхаживая по комнате взад и вперед. Что же это? Как же так?

Какое‑то бездумное отупение охватило меня, я попятился от бездыханных тел двух бабулечек, еще утром потчевавших меня блинами с медом, а теперь…

Скрипнула дверь домика, пропуская внутрь бедного убранства огроменного коротко стриженого мужчину с сединой на висках, в тяжелом расшитом золотом плаще с отороченным волчьим мехом капюшоном.

— Мдя. — Произнес он, скидывая свой плащ на пол и стягивая тяжелые кожаные перчатки. — Вижу, ждал, а так же вижу, что совсем не к месту будет вопрос, что тут произошло?

Он отстегнул с пояса короткий широколезвейный меч с искусной гардой изукрашенной тусклыми изумрудами, любовно укладывая его на стол, куда он не без труда умостился, с интересом рассматривая меня и тела двух старушек.

— Знаешь, а я ведь был знаком с ними двумя. — Мужчина задумчиво покрутил перстенек тусклого серебра на руке. — Не помню, правда, представился я тогда им по имени, или нет? Но помню, чертовски красивы были ведьмы. Ярко горели девчонки, жили бескомпромиссно, брали все жадно, нахраписто.

Шмыгнув носом, подошел к топчану, из‑под которого вытащил свой рюкзачок, порывшись кое‑как, выудил со дна фляжку, и уродливую рыбью голову шлема, лишь после этого усевшись рядом с императором за стол.