Львов вместе со всей Украиной мог быть отнесен к западному миру весьма условно, это было глухо провинциальное захолустье, пережитки советского прошлого встречались на каждом шагу, в семье, в силу её этнического происхождения, к хохлам относились не столько пренебрежительно, сколь насмешливо.
«Честно говоря, — обычно повторял Янковский старший, выпив лишнего, — я бы предпочёл, что этот город снова назывался Лемберг, а в мэрии сидели австрийцы, а не чубатые ребята в косоворотках. Порядка точно было бы больше». «Хотя мне наплевать, — добавлял он, протрезвев. — Хохлы так хохлы, главное, чтобы квартплату не повышали».
К моменту описываемых событий Мирославу исполнилось восемнадцать лет, он окончил городскую общедоступную гимназию и пребывал в размышлениях о будущем жизненном пути. В гимназии у него было два любимых предмета — английский язык и карате. Английский, потому что интернет и телевидение ежечасно твердили, что без знания этого языка невозможно добиться никакой, самой ничтожной карьеры. То же, пусть и с меньшей уверенностью, утверждали родители. А карате сделало его выносливым и сильным.
Он был здоровенный детина, Мирослав Янковский, под метр девяносто, мощные плечи, широкие как грабли запястья, толстая как у ломового мерина жопа на крепких чуть кривоватых ногах, и не так глуп, как могло показаться на первый взгляд. Он не был умён, скорей, хитёр, отлично считал гроши, обожал торговаться на базаре и делал это страстно и с неподдельным артистизмом, иначе говоря, обладал природной способностью молниеносно выявлять, что выгодно, а что нет. Книги, естественно, он читать не любил и в этом мало отличался от сверстников. Целиком и полностью он относился к поколению, которое изучало историю и общественные процессы по компьютерным играм, и запросто мог разбить челюсть тому, кто осмелился бы утверждать, что Яков Прибой или генерал Ву Ксинг мультяшные придумки, а не реально существовавшие люди.
В какой-то мере это поколение следовало назвать живыми роботами — они жили по инструкциям, выхолощенными соответствующими умниками в скромный набор «что такое хорошо и что такое плохо», умеренно-консервативно-религиозный с базовым тезисом — «Omnis potestas a Deo»[5], полутона и оттенки мыслительного процесса считались уделом избранных, ограниченного круга семей англосаксов, тщательно следивших за чистотой рядов. Славяне Восточной и Южной Европы не то чтобы считались людьми второго сорта, они таковыми являлись в сложившейся экономической модели. Их жизнь, а тем более судьба, волновала правящие элиты исключительно с точки зрения наполняемости рынка сбыта вышедших из моды товаров.
У совершеннолетнего здоровяка Мирослава Янковского не было никакого шанса вырваться из привычного круга вещей. Тем более, что жизнь европейских безработных за годы, прошедшие после изгнания чужеземцев, не стала слаще.
Это была очередная несбывшаяся иллюзия — освободившиеся рабочие места, на одну вакансию претендовало пятьдесят человек, научно-технический прогресс никто не остановил, порой казалось, что он превратился в самостоятельный разум, производящий новые и новые устройства, заменяющие человека, исключительно в угоду собственным амбициям. Быстро выяснилась ещё одна неприглядная сторона медали: белый человек и не слишком-то жаждал трудиться в поте лица своего. Взять в руки лопату и копать яму это был пережиток далёкого прошлого, и никто не хотел возврата. Жизнь стала слишком комфортной, необходимость пахать от зари до заката никому не улыбалась.
Виртуальный мир интернета заполняли бесчисленные рассказы, как можно зарабатывать деньги, не снимая домашних тапочек, просто нажимая клавиши на компьютере. Это была ложь, но такая приятная для сердца, в этой лжи было изумительно купаться, зная, что у тебя нет дурака начальника, тебе не нужно ехать в переполненном транспорте в офис и выпрашивать лишний день к несчастному недельному отпуску.
Эта интернетовская болтовня не давала заработка, и государство было вынуждено вешать бремя на себя. Через три года после этнической зачистки Европы бюджет на пособия по безработице превысил средства, выделяемые на оборону и культуру. Ещё через два года демократические правительства рухнули в бездонную пропасть отрицательного сальдо.
Их сменили лидеры, которых с натяжкой можно было назвать новыми нацистами. С натяжкой, потому что им не хватало жестокости, исступлённости и планомерности горилл прошлого, расовые враги были изгнаны до них, коммунизм давно вышел из тренда. Антисемитскую карту никто даже и не попытался разыгрывать, настолько она пропахла нафталином.
В конечном итоге, усилия этих новых нацистов свелись к максимальной пропагандистской героизации славного европейского прошлого, ужесточению, вплоть до смертной казни, налогового контроля и тотальному компьютерному слежению за всеми, кто имел несчастье высказать собственное мнение. К обветшалой триаде: «Мир, прогресс, разум», добавилось существенное прибавление: «Все вокруг — враги. Надо быть начеку и держаться из последних сил». До какой поры надо держаться, не знал никто, включая самих лидеров нацистов.
