Возвращение ковчегов - [56]

Жизнь Джареда стала жизнью Ищуньи, когда Маяк сплавил их сознания. Ищунья познавала все через его органы чувств. Информация поступала бурным потоком, обрушиваясь волнами шума и света. В восемь месяцев он уже читал взрослые книги и говорил сложными предложениями. В возрасте двух лет исполнял Рахманинова, запоминая композиции на слух. В девять с половиной окончил колледж, в десять поступил в магистратуру при Университете Миннесоты. Ему оставалось три года до получения второй степени доктора философии по прикладной физике, когда наступил Конец. Точно как и предсказывал старый профессор, появившийся на пороге их дулутского дома давным-давно. Джареду тогда исполнилось десять с половиной, и физически он оставался ребенком, но на призыв ответил осознанно, как взрослый, зная, чего от него ждут:

– Да, сэр, я согласен. Надеюсь только, что я достоин. Профессор Дивинус мрачно смотрел на него, маленького мальчика, сверху вниз.

– Из всех носителей – блестящих юных умов, собранных нами перед лицом великого зла, – ты самый достойный.

Когда настал Конец, все произошло быстро. Однажды ночью, в самый разгар зимы, земля содрогнулась, и это разделило жизнь Джареда на до и после. Мальчик проснулся незадолго до рассвета, отдернул линялые бледно-желтые занавески и протер искрящуюся изморозь не стекле. Над их одноэтажным кирпичным домиком, одним из многих в скромном и тесном пригородном квартале, завис вертолет. Вниз ударил луч света, выхватил заснеженную лужайку и остатки рождественских украшений. Аппарат спускался с рокочущего, полыхающего неба, его мотало ветром, но вот он наконец приземлился, снеся забор и соседский почтовый ящик. Из вертолета высыпали люди в черном с оружием наизготовку и быстро побежали к двери.

В спешке Джаред забыл очки. Полуслепой и перепуганный, он крикнул матери, чтобы она нашла их в его комнате. Однако правила предписывали оставить все, даже драгоценные учебники. Джаред плакал как ребенок – по сути, он им и был, хотя куча наград говорила об обратном.

– Милый, нам всем приходится чем-то жертвовать, – безжизненным голосом сказала мать, вынося его в морозную ночь. Он был мал даже для своего возраста, и она легко держала его на руках. – Не плачь. Надо мужаться, помнишь?

Джаред сокрушался: а как же его книги? Его грамоты и дипломы, которые мать любовно вставила в дешевые рамочки из магазина распродаж и повесила в детской? Они сгорят. Все в этом мире сгорит. Не останется ничего.

Они погрузились в транспорт, а над горизонтом в тот же миг заалела заря, знаменуя пришествие горького дня. Вооруженные люди сдерживали соседей, которые в панике выбежали на улицу. Без очков все для Джареда слилось в мутное пятно: взрослые, дети, собаки, дома… И хорошо – он не хотел видеть, как все они остаются.

Минут через двадцать транспорт приземлился на одной из секретных военных баз, спрятанных у всех на виду – посреди фермы. Маскировкой служили уродливые серые ангары, обнесенные проволочным забором и теряющиеся среди силосных башен и пастбищ.

Вооруженные до зубов солдаты проводили Джареда и его мать в комнату с голыми бетонными стенами, усадили на жесткую металлическую скамью. Трудно сказать, сколько им пришлось ждать. Наконец зажужжал зуммер, и дверь открылась. Вошла женщина в алой мантии – профессор, моложе того, что приходил к ним домой. При виде этой поразительной женщины – темная кожа, песочные кудри, теплая улыбка – Джаред ощутил смутное чувство. Годя спустя он частенько задавался вопросом: смог бы он прожить полноценную жизнь, стать ученым и жениться на женщине-профессоре вроде той, что стояла сейчас перед ним?

Из складок мантии женщина извлекла футляр размером с кулак. Внутри на черном бархате лежал золотистый браслет – Маяк, готовый соединиться с его плотью, оставаться на его руке до тех пор, пока не перестанет биться сердце.

Вместе с матерью и другими избранными он погрузился в лифт. Двери захлопнулись, отрезав их от внешнего мира, и кабина устремилась в темнейшие недра земли. Джаред смотрел на свое отражение в гладких стенках лифта, а потом вцепился в руку матери и заплакал.

И вот он глубоко под землей, в месте под названием Седьмой ковчег. Всюду горит искусственный свет. В центре лабиринта-поселения раскинулся город, вырезанный прямо в скальной породе. Его назвали Агартха, в честь мифической подземной страны. В сердце города высится замок, его венчают острые шпили. Мостовые извилистых улиц вскоре заполонят поселенцы: ремесленники, фермеры, врачи, инженеры, пекари… Им предстоит пробыть тут тысячу лет, на тысячу лет этот подземный город станет их домом, а от оставленных домов наверху уже завтра не останется ничего…

Едва наступил Конец, Агартха утратила связь с другими колониями, но через Маяк Джаред порой слышал отдаленные шепотки, ему снились странные сны о других носителях. Они то приходили, то пропадали, как зыбкий сигнал, и было тяжело определить, где сон, а где явь. Впрочем, в глубине души Джаред знал: остальные живы, – и докладывал об этом Совету.

Но Конец проник и в глубины Земли. В каменное убежище просочилась радиация. С воздухом ли, которым поселенцы дышали? С водой ли, которую пили? Не важно. Когда симптомы заражения проявились, было уже слишком поздно. Мать Джареда заболела одной из первых – возможно, потому, что работала прачкой, а значит, была напрямую связана с водой. Она слегла и больше уже не вставала. На глазах у Джареда отрава Конца выкосила одну половину колонии, другую наградив болезнями. А потом пропала энергия: свет погас, оставив поселенцев во мраке нескончаемой ночи. Припасы быстро иссякли, и люди стали есть людей. Одни становились сильнее, другие – слабее. Сильные охотились на хилых, и в Темноте под Землей родился новый мир.