Возвращение королевы - [2]

— Я готов.

Держа посох вертикально, Теолин напел слова благословения и бросил посох Мэти.

Мэти неловко поймал его обожженной рукой, схватив чуть ниже середины. Хотя палка и была пустотелой, весила она немало. Она чуть не перевернулась в его руке; и если бы она упала, Мэти пришлось бы сжечь этот посох и начать все сначала. Но он сумел удержать его и держал, стиснув зубы, пока все колдовские знаки на его руках не растаяли. Он переложил посох в левую руку и внимательно осмотрел его. На поверхности дерева светился черный отпечаток его обожженной ладони.

Теолин взял у него посох и стал изучать извилистые линии отпечатков ладони Мэти и их пересечения с линиями резьбы. Старик долго молчал, что-то негромко бубнил и причмокивал губами.

— Что-то не так? — спросил наконец Мэти. — Меня ждет несчастье?

— Ты сотворил знак Временного. Плюнь-ка.

В пепле на краю костра Теолин начертил ножом круг. Мэти взял бутыль из тыквы, набрал полный рот воды и с силой выплюнул ее в круг, а потом быстро отвернулся. Теолин присел на корточки, чтобы прочитать знаки.

Старик вздохнул.

— Ты будешь странствовать среди чужаков, пока твой оо-лу не треснет. К добру это или к худу, знает только Великая Мать, но она, похоже, не расположена рассказывать мне об этом сегодня. Но знак ты произвел сильный. Тебе предстоит очень долгий путь.

Мэти почтительно поклонился. Теолин знает, что говорит, и никогда не ошибается. Так что лучше просто смириться с неизбежным.

— И когда я должен уходить? Я увижу, как родится дитя Лхамилы?

Теолин снова почмокал беззубым ртом, пристально глядя на метки, оставленные водой в золе.

— Завтра отправляйся прямиком домой и благослови плод ее чрева. Тебе будет подан знак. А пока давай послушаем, как звучит этот чудесный рог, что я для тебя сделал.

Мэти прижал губы к восковому загубнику. Воск был еще теплым, и он почувствовал запах лета. Закрыв глаза, Мэти набрал в грудь воздуха и мягко, осторожно дунул.

Низкий голос Временного пробудился от его дыхания. Мэти еще не успел приспособиться к новому инструменту, а низкое, ровное гудение уже согрело дерево под его руками. Глядя вверх, на белый лик луны, Мэти молча поблагодарил Великую Мать. Куда бы ни завела его судьба, он уже знал, что с Временным он сможет творить великую магию, превосходящую все то, что он мог сделать с Лунным плугом.

Когда Мэти завершил песнь предъявления права, у него кружилась голова.

— Он великолепен! — воскликнул он. — Ты готов?

Старик кивнул и заковылял к своей хижине.

О плате за труд они договорились сразу, в тот день, когда Мэти пришел сюда. Мэти зажег лампу с медвежьим салом и поставил ее на груду меховых шкур, сваленных на возвышении для сна.

Теолин снял накидку и развязал шнурки своего бесформенного балахона. Одежда упала, и медвежьи и лосиные зубы, которыми она была расшита, тихо звякнули. Старик вытянулся на своем тюфяке, а Мэти опустился рядом с ним на колени и пробежался взглядом по тощему телу, охваченный печалью и состраданием. Никто не знал, сколько лет Теолину, даже сам старый колдун. Время обгрызло почти всю плоть с его костей. Его пенис, которым, как говорили, он дарил свое семя на пятистах с лишним празднествах, лежал теперь сморщенным комочком между облысевшими бедрами.

Старый колдун спокойно улыбнулся.

— Делай, что можешь. Ни Великая Мать, ни я не просим у тебя большего.

Мэти наклонился и поцеловал старика в морщинистый лоб, потом до подбородка укрыл его старой медвежьей шкурой, чтобы сохранить тепло тела. Усевшись рядом с возвышением, он приложил конец посоха вплотную к боку старого колдуна, закрыл глаза и начал творить чары.

Губами, языком и дыханием он превратил низкое гудение в торжественный ритм. Звук наполнил голову и грудь Мэти, вызвал дрожь в его костях. Он собрал всю энергию и через Временного послал ее Теолину. Он чувствовал, как песня входит в старика, высвобождая сильную душу из хрупкого, пораженного болезнями тела, как звук поднимает ее вверх через дымовое отверстие, словно легкий клочок белого тумана. Купание в свете полной луны было весьма целебным для души. Она возвращалась в тело очищенной и приносила с собой ясность ума и крепкое здоровье.

Довольный, Мэти изменил песню, и теперь она звучала как ночной крик цапли, хвастливое кваканье самца лягушки, как высокий, пронзительный хор квакш, знающих тайну дождя. Этой песней Мэти смывал горячий песок с суставов старого колдуна и выгонял мелких кусачих духов из его внутренностей. Заглянув глубже, он почуял некую тень в груди Теолина и, последовав за ней, обнаружил темную массу в верхней части его печени. Смерть там пока спала, свернувшись, как дитя в материнской утробе. И ее Мэти вычистить не мог. Каждому уготована его собственная судьба, его собственная смерть. Теолин это поймет. Но пока боли не было.

Мэти позволил своему разуму свободно бродить внутри тела старика, выровнял следы старых переломов в правой пятке и левой руке, убрал остатки корня на месте давно сломавшегося коренного зуба, растворил песок в мочевом пузыре и почках колдуна. Пенис Теолина, несмотря на свой жалкий вид, был еще силен. Мэти сыграл для него песню лесного пожара. Старик еще хранил в себе семя для нескольких лунных празднеств; так пусть же Великой Матери послужит еще одно поколение этой прекрасной древней крови.