– Уверена, что вы ужасный и страшный, – согласилась Нора, но видно было, что она его не боится. – Питер действительно так думает. Разве вы не поняли, что он слышал, как вы сказали, что увезете его от меня? Он слышал ваш сердитый крик, и это расстроило его не меньше, чем то, что произошло вчера вечером.
– Ерунда. Он мой сын.
– По документам. Да. Но в течение последних нескольких лет Тони был ему отцом. У него был один-единственный дом. Этот. Другого он не помнит. Если бы он захотел уехать с вами, тогда другое дело. Но он не хочет, и я не позволю увезти его.
Гэвин слегка улыбнулся.
– Вы не позволите? Вы считаете, что можете говорить мне, что вы позволите, а что нет, когда речь идет о моем сыне?
– Да, конечно, он ваш.– В ее голосе зазвучала едкая интонация. – Ваша собственность. Я забыла. Хорошо, давайте сражаться, по-вашему. – Она встала перед ним. Гэвину показалось: Нора бросает ему вызов. – Претендовать на собственность могут несколько человек.
– Но не на эту, – твердо сказал Гэвин.
– Я только что говорила с Энгусом Филбимом, нашим адвокатом. Мне хотелось уточнить один пункт в завещании Лиз. Энгус очень основательный и дотошный человек. Когда он составлял завещание, он заставил Лиз предусмотреть любую вероятность, даже эту. Лиз оставила опеку над Питером Тони, а в случае его смерти – мне.
Гэвин молчал долю секунды, а потом взорвался:
– Вы, должно быть, сумасшедшая!
– В вашем праве поехать к Энгусу и посмотреть завещание...
– К черту завещание! Никакая сила на земле не позволит Лиз отобрать у меня право опеки над моим собственным сыном. Он мой.
Нора смотрела на него с отвращением.
– Теперь понятно, почему Лиз всегда называла вас только по фамилии – Хантер[1]. Не Гэвин, а просто Хантер. Она говорила, что ваша фамилия подходит вам как нельзя лучше.
– Это отличается от «Гэвина-раздражителя».
– Но она была права: для вас все – добыча. То, за что надо драться и что выхватывать. И вы выигрываете, ибо пугаете людей. Но я не из их числа. Мне не страшно. Надеюсь, вы не будете настолько бесчеловечны, чтобы попытаться увезти ребенка сегодня?
– Я никогда не говорил, что собираюсь...
– А с другой стороны, вам придется пройти через суд, чтобы вернуть Питера. И мне кажется, что там обратят внимание на завещание Лиз. Они обратят даже больше внимания на то, что это дом Питера, дом, где он был счастлив. Он только что потерял обоих родителей...
– Одного родителя.
– Не думаю, что они разрешат забрать его у меня отцу, которого он едва знает. – Зазвонил телефон. Нора быстро взяла трубку. Она почти ничего не говорила, но было видно, что там, на другом конце провода, произносили приятные слова, которые были ей по душе, так как лицо ее просияло. Наконец она сказала: – Я тут же передам ему. Большое спасибо. – Она повесила трубку и посмотрела на Гэвина. – Это социальная служба. Энгус поговорил с ними. Они пришлют сотрудника для встречи с вами.
– Нужно ли спрашивать, что этот «сотрудник» собирается сказать? Кажется, вы уверены, что покончили с этим делом.
– Они будут против любой попытки забрать у меня Питера сразу же после этого трагического случая. Он нуждается в защите, а не в еще одной решительной перемене в своей жизни...
– И как же вы собираетесь его защищать?
– Любовью и тем постоянным укладом жизни в этом доме, к которому он привык.
Гэвин заскрежетал зубами. Ему не хотелось грубить, но у него не было другого выхода.
– Но вы же уезжаете отсюда. Посмотрим, как отреагирует социальная служба, когда я скажу им об этом.
– Уезжаю отсюда? С какой стати?
– Послушайте, я полагаю, что ваш отец был довольно молодой мужчина, и вы не подозревали, что он умрет так скоро.
– Какое это имеет отношение к тому, о чем мы говорим?
– Это значит, что вы не имеете права оставаться в этом доме.
– Почему?
– Потому, что он принадлежал Лиз, вернее, половина дома. Другая половина – моя. Половина Лиз станет половиной Питера, и я...
– Подождите, – прервала она его. – Никакая часть Стрэнд-Хауса не принадлежала Лиз.
– Мне лучше знать. Я покупал это поместье и оформил его на нас обоих, но при разводе она получила половину.
– Да, я все это знаю. Я же говорю о том, что несколько лет тому назад доля, принадлежавшая Лиз, стала папиной, а он передал ее мне.
– Что?Это невозможно.
– Это было сделано, чтобы защитить заповедник. Он хотел быть уверен в том, что если с ним что-нибудь случится, то я смогу продолжить его дело.
– Не верю своим ушам! – закричал Гэвин.
Но на самом деле он верил. Это была страшная реальность. Он всегда знал, что Тони Акройд был нахлебником и жирел за счет собственности Лиз. Теперь же Гэвин обнаружил, что Тони был безжалостным нахлебником, который любыми средствами старался извлечь для себя выгоду.
– Как здорово вы все это устроили! – сказал он, тяжело дыша.
– Я знаю, что вы не можете меня выгнать. А сейчас вы не можете забрать у меня Питера. Если вы любите своего сына, то даже и не попытаетесь это сделать.
– Не читайте мне лекций о любви к сыну, – угрожающе сказал он.
– Вы его пугаете.
– Это невозможно.
– Мне кажется, что для вас невозможно все то, что вам не подходит. То, что вам не нравится. Питер вас больше не знает. Неужели непонятно?
