Возвращение к сыну - [44]

Гэвин мрачно подумал: «Как помощник я ему совсем не был нужен. Он мог бы сделать все это без меня. Я был нужен только для того, чтобы вести машину...»

Но что-то все-таки изменилось к лучшему. Появилась какая-то слаженность в действиях. Гэвин почувствовал это, когда они с Питером садились ужинать. Сам он быстро накрыл на стол, расставил тарелки, а Питер разложил на них еду.

«Мы уже команда, – подумал Гэвин. – Если бы только так было всегда».

Он ел холодный ужин, даже не обращая внимания на то, что он ест. Все его мысли были заняты поисками тех слов, которые ему хотелось сказать сыну и которые бы выразили его новое ощущение близости с ним. Надо было подобрать такие слова, которые не оттолкнули бы в очередной раз мальчика.

Но справиться с этим было нелегко: нужные слова никак не приходили на ум. Всю жизнь Гэвин испытывал большие затруднения, когда возникала необходимость выразить свои чувства. И сейчас он был абсолютно беспомощен. Чем больше он старался себя вдохновить, тем косноязычнее становился.

– Питер, – сказал, наконец, Гэвин в отчаянии. Мальчик поднял на него глаза. – Не думаешь ли ты... я имею в виду, не могли бы мы?.. – Бесполезно и продолжать – сердце его переполнено, а в голове совершенная пустота! – Почему бы тебе не сделать мне чашку какао?..

Прежде чем лечь спать, Гэвин взял фонарь и пошел побродить по заповеднику. Многие животные спали в загоне, но некоторые, подняв любопытные головы, во все глаза глядели на него. Это могло показаться фантастическим, но у Гэвина возникло такое странное чувство, что они наблюдали за ним. Казалось, они ждали и хотели, чтобы он сделал что-нибудь для Норы. Он вспомнил, с какой уверенностью она рассказывала о том, что звери раньше всех узнали об ужасной аварии. Возможно, они знали и о нынешнем случае. Разумеется, без подробностей, а только то, что ее здесь не было и она попала в беду...

Бустер медленно подошел к забору и уткнулся в Гэвина мягким носом. Прежде он никогда не делал этого. Почти против своей воли Гэвин протянул руку, чтобы погладить жесткую шкуру старого осла. Два глаза подглядывали за ним с дерева. Это Мак. Он тоже был настороже. Гэвин продолжил свой путь. Позади себя он услышал какое-то бормотание. Он обернулся и увидел Осберта, который сразу же замолчал и посмотрел на Гэвина.

«Я могу укусить тебя, – словно бы говорили глаза-бусины, – только ради нее не стану этого делать. Но если ты подведешь Нору – тогда держись!..»

Гэвин встряхнул головой. Боже! Это всего лишь гусь! Но стоило ему пойти дальше, как вновь позади него послышалось бормотание.

Гэвин обошел весь заповедник и, как ни странно, стал относиться к нему лучше. Он уже был готов войти в дом, но тут что-то остановило его.

Он дал обещание сыну... Было смешно подумать, что Гэвин способен давать кому-то обещания! Однако какой-то необъяснимый инстинкт заставлял иногда Гэвина совершать поступки, для него совсем нетипичные. Он стоял, оглядываясь вокруг. Слышалось тихое посапывание одних животных, поблескивали в темноте глаза других – тех, которые не спали и с любопытством разглядывали его. Но кроме всего того, что он мог слышать и видеть, Гэвин чувствовал присутствие некоего огромного существа, заполнявшего собою все пространство. И вот к нему-то Гэвин и обратился.

– Я сделаю все, что смогу, – во весь голос сказал он. – Я верну ее сюда, к тебе. Ты слышишь меня? Я верну ее домой.

После произнесенных слов наступила тишина. Гэвин чувствовал себя немного глупо. А что же он ожидал? Повернувшись, он медленно пошел к дому. Следом, вперевалку, шел Осберт, а за ними наблюдала не одна пара глаз.

Гэвин всегда гордился тем, что никакие потрясения не могут нарушить его сон. Он считал уделом других мучиться всю ночь, терзая себя вопросами: не упадут ли утром их акции, не перейдет ли их фирма в чужие руки. Он же всегда спал сном праведника.

Но в эту ночь он не мог сомкнуть глаз. Он невероятно страдал, представляя Нору в камере полицейского участка. Узкую и жесткую кровать, от которой болят ребра, холодные стены и окно с решеткой. При мысли о всех ее мучениях на лбу у него выступил пот.

Наконец он встал, надел халат и спустился вниз выпить чего-нибудь горячего. Дойдя до нижней ступеньки, он увидел слабый свет под дверью дальней комнаты. Тихо пройдя по прихожей, он слегка приоткрыл дверь.

В комнате было темно. На столе горела лишь одна небольшая лампа. В ее свете Гэвин различил очертания Питера, сидевшего на диване. Он обнимал что-то или кого-то. Гэвин не смог вначале разобрать, но потом, присмотревшись, узнал Рекса, собаку Норы. Гэвин подождал, прислушался, надеясь услышать голос сына, однако в комнате по-прежнему было тихо. Питер не разговаривал с Рексом, он просто, спрятав лицо в грубую собачью шерсть, крепко обнимал его, как будто надеясь таким образом приблизиться к человеку, с которым ему действительно хотелось быть. И этим человеком являлся не он, с сожалением признал Гэвин.

Едва ли Гэвин Хантер сознавал, что изменился за то время, пока жил в заповеднике. Но сейчас он не стал приказывать Питеру отправляться в постель, как сделал бы раньше. Он растерянно стоял у двери до тех пор, пока Питер неожиданно не поднял голову и не увидел его. Он затаился в ожидании дальнейших действий отца. Чтобы как-то подбодрить сына, Гэвин быстро подошел к дивану и сел около Рекса с другой стороны.