Возвращение к себе - [25]

Пленника погнали к столбу для наказаний, но с полдороги, повинуясь окрику Селима, стража свернула в сторону и остановилась за спинами приближенных. Сюда едва долетала речь управляющего, который взялся огласить волю бея. Царедворец, само собой не мог оск-вернить себя разговором с рабочим скотом.

Подкрадывалась слабость, за ней на мягких лапах ступала надежда. Роберт старался за-гнать ее поглубже. Это только отсрочка: сейчас кончится речь и племянник визиря распоря-диться начать казнь. Зажмурившись, франк чуть покачивался в так толчкам крови в ушах.

Когда натянулась веревка, Селим Малик уже сидел на золотистом, как новая монета, жеребце, свита торопилась по своим лошадям, а Роберту предстояла пешая прогулка в неиз-вестность.

***

Значит, племянник великого визиря забрал тебя к себе? - барон Критьенский отер со лба пот. В зале становилось жарко. Речь гостя затянулась, но Бенедикт внимательно слушал. Сам не так давно мог попасть в точно такую же передрягу.

- Не совсем, но, в общем, так примерно и случилось. Потом - переговоры о выкупе.

Потом дорога домой. Только…

- Что?

- Когда я вернулся, графский трон уже занимал мой сводный брат. Ты же знаешь, если в течение года и одного дня не объявляется законный владелец, лен переходит к наследнику. Король так и сделал. Когда шла речь о выкупе, он поставил условие: или я остаюсь у сарацин, или отказываюсь от притязаний на свой лен и ухожу в монастырь.

- Ты согласился?!

- У меня не было иного выхода…

- Так ты уже монах, или собираешься?

- Ни то, ни другое.

Продолжать Роберт не стал. Подробности не имели значения. Главное Бенедикт уже знал: блестящего графа равного по рождению королям, больше не существовало.

Остался просто рыцарь, у которого кроме оружия да слова, данного умирающему другу, ничего нет.

- Держишь?

- Держу!

- Взяли!

- Роберт, хватай голову, зацепится.

Бенедикт и Хаген рывком подняли оленя и, разом хакнув, забросили в повозку. Туша заняла ее целиком. Голова свешивалась, царапая землю короткими летними рожками.

Изма-занные кровью, землей и зеленью, седой и рыжий, богатыри довольно наблюдали, как воз-чик, понукая лошадь, выводит тележку на дорогу.

Олень удачно попал под выстрел одного из настороженных Бенедиктом самострелов.

Охотникам не пришлось искать подранка. Он лежал тут же на тропе, к которой они прибе-жали по сигналу наблюдателя. Уже неделю, как Бенедикт, по совету Роберта рассадил людей по всем тропам и дорожкам, ведущим к замку с севера.

За неделю страхи в Критьене заметно улеглись, чему нимало способствовало присутст-вие хорошо вооруженных, опытных воинов. Кое-кто из крестьян уже собирался покинуть цитадель и вернуться на свои подворья. Бенедикт пока колебался: отпускать, не отпускать. С одной стороны - опасно, с другой - век за стенами не просидишь.

Роберт предложил барону провести разведку - выехать на север, до границы сожжен-ных аллодов, а понадобится, так и дальше, чтобы проследить, откуда прибыли непрошеные гости. Но пока замок не был готов к любым неожиданностям, Критьен наотрез отказался от-пускать людей в рискованный поиск.

На сегодняшний день основные работы были закончены. Крестьяне, старавшиеся не за страх, а за совесть, даже свезли в замок вырубленный вокруг лес, и подняли его на стены.

Олень, как нельзя более кстати, выбежал на стрелу. Бенедикт собирался объявить в замке праздник: устроить пир, открыть пару бочонков вина. Люди неделю, работавшие как проклятые, должны отдохнуть и повеселиться.

Повозка скрипела колесам в окружении крестьян и воинов замкового отряда. Трое ры-царей ехали, чуть отстав. Не спешили, но держались кучно. Кавалькаду замыкал Роберт.

На латной перчатке клекотал Дар. Когда из туши извлекли огромную, величиной с дротик стрелу, обрезки мяса достались ему.

Разговор вертелся вокруг охоты. Оба норманна: нейстрийский - Бенедикт и бретон-ский - Хаген, выросшие вдалеке от городов, в глуши, любили и понимали толк в этом деле. Здесь, в почти не заселенных древних лесах севера, не устраивали из охоты пышных забав. Зверя терпеливо скрадывали, чтобы потом положить одной стрелой или ударом копья.

Роберт помнил другие охоты, больше походившие на увеселительные прогулки, чуть приправленные терпким вкусом опасности и звериной крови. Одна из таких охот чуть не закончилась для него смертью. Посланное каким-то недоумком копье, пробило плащ и прошло между боком юного Роберта и отставленной в сторону рукой. В руке он сжимал широкий охотничий меч. Только что на него выскочил из зарослей молодой кабан. Окажись это матерый секач, Роберт уже тогда, умеющий трезво оценивать свои силы, уступил бы дорогу. Но тут добыча была как раз по нему.

Выскочившие на поляну вслед за кабаном загонщики, потом божились, что копье вы-летело прямо из кустов. Наверное, охотник сам хотел завалить зверя, не уступая добычу юн-цу, но промахнулся и скрылся от позора.

Повзрослев, Роберт не раз задавался вопросом: так ли уж случаен был тот бросок ко-пья?

До замка добрались благополучно. Хмурые усталые лица людей светлели, по мере того как распространялась весть о празднике. Улыбающаяся, рослая Адельберга не успевала от-давать приказания. Ватага добровольных помощников сбилась с ног, а Роберт опять поймал себя на мысли, что вот она - жизнь, мимо которой он, сколько себя помнил, мчался на тур-ниры и сражения.