Возвращение к истокам - [23]

– А кто такой Ратибор?

– Не знаешь? Ну и ладно. Он сам потом, при случае, расскажет.

– Скажи, Петрович, а что, на свете есть и водяные, и… домовые тоже?

– Ты не расист часом? – леший посмотрел на парня искоса и с подозрением.

– Да не страдаю, вроде бы.

– Ну, добро. Есть, конечно, и водяные, и домовые, и русалки, и мавки полевые, и многие другие. Это вы, люди, нас создали.

– Да ладно!

– Вот тебе и “да ладно”.

– Как это мы умудрились?

– Очень давно, когда человек несмышленышем был совсем, он молился разным силам природы. И когда человек делал это в одиночку, да к тому же нечасто, ничего не происходило, но со временем он уразумел, что нужно всем миром молиться, да по нескольку раз на день. Захотело, к примеру, племя, дабы по лесу его чужие не шастали, стало молитвы творить ежедневно в одно и то же время, вот и возник леший, родился из чащи лесной. Или же семья молилась о том, чтобы беды в доме не возникало. Так рождались домовые. Уразумел?

– Уразумел, только не верится что-то.

– Всему свое время. Так, пришли.

Алексей осмотрелся. Лагерь они прошли как-то незаметно, теперь стояли посреди чащи. Петрович обошел небольшой участок, дотрагиваясь до деревьев, словно приноравливаясь, с какого начать, вздохнул и сказал:

– Чего уж, детушки, так надо. Вы потом еще отрастете. Вот что, защитник, рубишь не очень толстые стволы себе на шалаш. Ставь его, где хочешь, хоть здесь, хоть в лагере, а хоть на берегу моря. Только постарайся поменьше деревьев рубить, живые они, как-никак.

– Как шалаш строить-то? – немного растерялся Алексей.

– Как построишь, так и жить будешь. А ты что думал?

– Я думал, что мне какую-нибудь кровать дадут, одеяло там, постель.

– Ишь, какой! Постель ему подавай. Нет, милок, все своими руками, как в древние времена. Коль путь свой выбрал, так ногами и руками прокладывай его. И пошевеливайся, вечер не за горами.

Алексей подошел к первому попавшемуся дереву, приноровился, ударил под корень топором. Ствол с хрустом упал под ноги. И в тот же миг в голове раздался целый хор голосов. Кто-то плакал, кто-то ворчал, кто-то возмущался. Алексей чуть топор не выронил от неожиданности. Ему вдруг стало жаль рубить молодые деревца, которым еще жить да жить, а он… Парень даже на всякий случай оглянулся на лешего, словно проверяя по его реакции, правильно ли поступает. Тот только плечами пожал, мол, поступай, как знаешь. Повинуясь какому-то внутреннему голосу, Алексей поднял срубленное деревце и сказал:

– Прости, но мне нужен дом. Стань моим домом, и береги меня, хорошо?

Шум в голове понемногу начал стихать, хотя какой-то тоненький, совсем детский голосок продолжал плакать. Алексей посмотрел растерянно на Петровича. Теперь тот одобрительно махал своей бородой. Парень подошел к следующему стволу, махнул топором, потом еще, еще. Интуитивно Алексей выбирал стволы послабее, каждый раз мысленно прося прощение, что отбирает жизнь. Теперь даже тоненький голос стих. Собрав срубленные деревца, Алексей потащил их к лагерю. По дороге Петрович что-то говорил, но парень не слушал его. Он почему-то сразу принял тот факт, что голоса в голове – это не признак душевной болезни. Парень поверил, что он научился слушать жизнь. Поэтому ему стало неуютно оставаться в лесу, словно он должен был жить в доме, чьих хозяев он только что убил. От одной только этой мысли становилось муторно на душе. И Алексей принял решение. Со своей ношей он прошел через весь лагерь, вышел из леса, направился к морю. Он некоторое время бродил по берегу, выбирая место, а потом остановился на открытой каменистой площадке и начал устраивать шалаш. Сначала работа не ладилась, сказывалось отсутствие опыта, но после нескольких попыток он все же сумел соорудить каркас. Деревья закончились, так что пришлось снова возвращаться в лес. И так много раз. Алексею, возможно, показалось, но после выбора места жительства леший начал относиться к нему с большим уважением. Он помогал в лесу выбирать деревья, рассказывал про каждое, помогая советом.

– Чем болтать, лучше помог бы, – проворчал Алексей, когда разговоры лешего начали доставать.

– Так не я же себе дом строю, милок, – усмехнулся тот. – Твой дом, вот и строй его сам. А как построишь, так и поглядим.

– Чего ж ты глядеть-то собрался?

– А приглянется ли твой шалаш домовому или нет.

– О как? А что, у каждого в лесу домовой живет?

– Нет, в лесу я хозяин. А вот здесь, на побережье, домовые иногда в жилищах живут. Может, правда, и русалка какая хозяйкой стать, но то уже на вкус человека.

– Разве это возможно?

– Редко.

На том разговор прервался. Алексей достроил шалаш, осмотрел его критически. Строение получилось каким-то неказистым, стало обидно, что столько деревьев пришлось срубить, а толковое жилище едва получилось. Вздохнув, парень устелил пол ветками, мхом, который Петрович принес собственноручно, а потом сказал:

– Жаль, кошки нет.

– Кошка-то тебе зачем? – не понял леший.

– Ну, как же! В новый дом всегда кошку первую пускали, смотрели, как поведет себя. Если она ходит спокойно, не бросается, не шипит, значит, жить можно. А ежели нет – беда.

– Сделаем тебе кошку.