Возвращение из Индии - [213]

— Моя жена с дочерью прошлой ночью улетели в Индию, — сказал я секретарше. Тишина на другом конце провода означала, что секретарша совершенно не представляет, что ей делать с этим сообщением, и тогда я грубо добавил: — А я болен и лежу в постели.

Странная эта ложь, столь бойко слетевшая у меня с языка — с языка человека, который всегда гордился тем, что никогда не врет, — обрушилась на меня с такой силой, что я ощутил необходимость вновь отключить телефон, чтобы не быть вынужденным подкреплять первую мою ложь еще одной. А поскольку я объявил себя больным, то не сомневался, что Дори свяжется со мной, не зная, что в этой ситуации я хочу от нее не присмотра, но любви. Понял я также и то, что вырвавшаяся сейчас у меня ложь способна отравить чистоту наших отношений, — точно так же, как мои отношения с больницей, если я, позвонив туда, стану объяснять свое отсутствие той же причиной — шесть часов спустя после того, как я должен был появиться возле операционного стола…

* * *

Я поднялся и выключил свет — так, чтобы быть в состоянии раствориться в темноте, отгородившись ею от моего сокровенного мира, в котором удовольствие от одиночества росло пропорционально расстоянию между мною и моей женой с Шиви, удалявшихся от меня. Но сон переполнял меня настолько, что я не в состоянии был закрыть глаза в абсолютной темноте, которую сам же создал вокруг себя, попросту вновь погружаясь в дремоту. После долгих часов, проведенных в службе скорой помощи, приучившей меня засыпать и просыпаться в считанные секунды, я утратил невинность молодости, позволявшей мне засыпать когда попало и где попало. Совсем наоборот — после десяти часов непрерывного сна мое сознание начало приобретать качества такой чистоты и ясности, какими обладает, пожалуй, лишь ангел, скользящий в небесах: ни голод, ни жажда уже не беспокоили меня.

Я ощущал щетину, выросшую на подбородке с прошлого утра, и задавался вопросом, придет ли в голову Дори искать меня здесь. Если я на самом деле заболел, я не мог находиться на больничной койке или в доме моих родителей; единственным местом, где я мог находиться, была именно эта квартира, которую она предназначала для сдачи в аренду, хотя бы это и не была по- настоящему ее квартира. Что, разумеется, никак не обязывало ее любить меня, но, с другой стороны, должно было напомнить, что именно здесь она согласилась выслушивать мои любовные признания, которым внимала, не прерывая их, закончив тем, что оказалась со мною в постели.

А пока что мозг мой продолжал аккумулировать чистоту и ясность, в то время как я сам преисполнялся верою в то, что и на расстоянии я могу влиять не только на ее мысли, но и на ее холеное тело, чьи милые, спрятавшиеся в укромных местах созвездия веснушек я еще не кончил изучать. А потому, проводив последнего клиента, она должна будет подняться со своего кресла, набросить на себя синюю бархатную тунику и, одарив улыбкой каждого из остающихся в офисе сотрудников, спуститься к выходу, на последней площадке раскрывая свой зонт, даже если с неба еще не упало ни капли, — раскрыть его для того лишь, чтобы под его защитой преодолеть те несколько метров, что отделяли ее от большой машины, припаркованной на соседней улочке. Затем она бросит взгляд на зеркало заднего вида и снова улыбнется, пытаясь в то же время понять, свободен ли выезд; может быть, именно в эту минуту она вспомнит странное мое послание, переданное секретаршей, а затем, держа свою маленькую ступню на тормозе, вздохнет, и приступит к макияжу, доставая все необходимое из большой сумки, лежащей позади нее на заднем сиденье, и проводя тонкие линии вокруг глаз, после чего настанет черед носа и щек. Но вместо того, чтобы между бровей нарисовать третий глаз, который позволил бы ей постичь окружающую ее действительность, она предпочтет одарить своей улыбкой зеркальце, прикрепленное в машине над лобовым стеклом, надеясь — и не без оснований, — что зеркальце ответит ей такой же улыбкой, дав ей ощущение радости. И только тогда сможет она чуть-чуть расслабить ногу, лежащую на тормозе и влиться в середину уличного движения; она проделает это очень медленно, нисколько при этом не думая о машинах сзади нее.

Может быть, она надеялась, что я не расслышу ее мягкого стука в дверь? Потому что она всегда испытывала нерешительность у входа сюда, в квартиру, которая была так хорошо ей знакома, и которая вот уже два года была занята ее любовником. Этим, не исключено, объяснялся и тот факт, что никто из членов семьи или ее друзей не знал, что ее захватил вихрь неодолимой и требовательной любви, от которой ничто и никто не мог спасти ее, кроме нее самой. Может быть, она надеялась, что легкий стук в дверь не будет услышан, так что она сможет развернуться и поспешить вниз с чистой совестью, убеждая себя, что она не бросила меня одного во время болезни, даже если она полагала, что все это не слишком серьезно.

Но душа моя, которую я послал, чтобы сопровождать ее в большой машине, медленно влекущейся в плотном вечернем транспортном потоке, душа, которая поджидала ее даже тогда, когда она останавливалась, чтобы купить пирожных и фруктов в лавочках, о которых я помнил с того времени, когда следовал за нею и Лазаром вплоть до их дома на своем верном старом мотоцикле, душа, которая, подобно ветру, обдувала ее лицо через вентиляционные отверстия, расположенные рядом с приборной доской, чтобы обратить ее внимание на необходимость пуститься в объезд, — акт, рекомендуемый дорожным знаком, к которому она отнеслась, как, впрочем, и к другим подобным знакам, с поразительным равнодушием — эта душа была всецело настроена на то, чтобы не пропустить, уловить самый легкий стук в дверь; более того, не только стук — даже ее дыхание, если бы она решила, не двигаясь, просто постоять с той стороны двери, как я однажды стоял у ее.