Возвращение из Индии - [13]

Никуда, ибо в этом — суть тайны. Она не ведет никуда, поскольку не имеет направления, поскольку цель исчезает в тот самый момент, когда забывается причина, и в неустанном вращении Земли древняя загадка внезапно возникает между нами, подобно давно забытым родственникам, появившимся неведомо откуда на короткое время, согласно укоренившемуся в незапамятные времена обычаю, столь же неизменному и привычному, как иллюзия того, что Земля неподвижна и каждое мгновение человеческого бытия самодостаточно, равно как и то, что ничто в подлунном мире не потеряно навсегда; и это ощущение посещает нас и сидит вместе с нами и среди нас, бледное и изможденное, демонстрируя нам самые фантастические стороны бытия, а затем внезапно поднимается, стараясь не опрокинуть чашку с чаем, поставленную нами перед тем незадолго и начинает бродить подобно лунатику меж нашими кроватями, натыкаясь на людей и события, случившиеся давным-давно.

Таким образом, если даже одна капля тайны упала в этом месте, никто тем не менее не в силах уловить этого, и уж конечно, не отец молодого врача, некий мистер Рубин, высокий еврей, родом из Англии, в старой фетровой шляпе, купленной пять лет назад в Манчестере, городе, в котором он родился, этот Рубин в данный момент с глубочайшим вниманием слушает энергичные объяснения директора больницы, чьи руки, незанятые более багажом, уплывающим прочь по резиновой ленте конвейера, энергично манипулируют картой Индии, обсуждая возможность разнообразнейших альтернативных вариантов маршрута путешествия, в то время как его аппетитная, жена, облаченная в свободную синюю тунику (нет сомнения, что глаза ее в эту минуту смеялись над происходящим, скрытые большими солнечными очками), вежливо прислушивалась к тому, что говорила ей воспитанная миссис Рубин, высокая и костистая английская еврейка, шагавшая перед нею по направлению к охраннику, который в мгновение ока одним движением руки отделит улетающих пассажиров от сопровождающих, но при этом не в силах будет отделить те мысли, новые, неожиданные и весьма приятные, что едва ли сознательно, стали с этого момента жить своей собственной жизнью и тайно занимать — да, именно тайно, не облачаясь в конкретные слова, — мысли двух этих среднего возраста дам, каждая из которых отныне вольна была нарисовать весьма возможную картину того, что называется Love story между сыном — врачом, помимо своей воли вовлеченным в грядущее путешествие, — и больной дочерью, ожидавшей в состоянии полного истощения помощи в стране, находившейся в тысячах и тысячах миль.

К моему облегчению, мое место в самолете оказалось не рядом с креслом Лазаров, а несколькими рядами дальше. И если это было сделано специально, это был обнадеживающий знак, показывающий, что они так же не хотели излишней интимности, которая могла бы привести к ненужной нервозности в отношениях между нами с самого начала нашего путешествия. А посему в течение первых трех часов полета я видел их лишь однажды, когда отправился в туалет. Они сидели в последнем ряду кресел, в отделении для курящих; подносы с завтраком у них еще не были убраны, но занавески на иллюминаторах уже были задернуты. Жена Лазара спала, темные очки были зажаты в ладони, голова покоилась на груди мужа, проглядывавшего какие-то документы. Мои родители, которые были лишь немногим старше, никогда не отважились бы демонстрировать на людях подобную интимность. Я собирался пройти мимо, по возможности, не привлекая к себе внимания, но Лазар снял сиявшие позолотой очки для чтения и любезно осведомился, собираюсь ли я поспать.

— Я даже еще не пробовал, — мгновенно ответил я. — Есть смысл немного подустать в преддверии полета до Нью-Дели этой ночью. — Мне показалось, что подобный практический подход понравился ему.

— Вам тоже с трудом удается уснуть во время полетов? — спросил он.

— Да, — сказал я.

— Значит, вы похожи на меня, — удовлетворенно констатировал он, словно найдя долгожданного союзника. — Мне никогда не удавалось еще поспать во время полета. Посмотрим, может быть, ночью это произойдет.

Его жена подняла голову. Без очков ее глаза казались припухлыми и покрасневшими от сна, но в ту же секунду они просияли присущей только ей, почти автоматической улыбкой.

— Какие у вас приятные родители, — без минуты раздумья сказала она, как если бы только что разговаривала с ними во сне.

— Да, — соглашаясь, кивнул я, сам не зная почему. — Они не склонны поддаваться истерике…

Она поняла меня правильно.

— Совершенно верно. Ваша мать сказала мне, что они одобрили ваше решение отправиться с нами…

— Да… Индия до сих пор обладает очарованием для англичан предыдущего поколения.

— Вам не придется сожалеть о том, что вы решили отправиться с нами, — сказала она с силой, словно почувствовав, что самое время преодолеть последние остатки моего сопротивления. — Вот увидите…

Я не ответил ей, лишь улыбнулся. На кончике языка у меня вертелся вопрос об иностранной валюте, которую девушка из ее офиса получила из банка на мое имя, но по какой-то причине не отдала мне. Однако я сдержался и продолжил свой путь к туалету.