Возвращение Иржи Скалы - [54]

Шрифт
Интервал

Арестован секретарь крайкома партии — первый человек в городе и в крае.

Тысячи догадок, правдоподобных и бессмысленных историй, сотни бледных, дрожащих, как в лихорадке, людей и столько же осведомленных, со снисходительной и высокомерной улыбкой, в которой так и сквозит: «А что я говорил?..»

Бесконечное множество рядовых членов партии запутались и ничего не понимают. В испуганных глазах таится немой отчаянный вопрос: как это могло случиться?

Майор Иржи Скала, с головой погрузившийся в собственные переживания, не думает обо всем этом. Его Карла, его трепетная лань, она тоже…

Он боится заговорить об этом, он не отваживается рассказать домашним, поделиться новостью с Лойзиком; на сердце словно лежит тяжелый камень. Сотни раз он твердит себе, что иначе и быть не могло, и все-таки не верит, что и Карла… Он ходит как тень, считает дни и недели. Каждый телефонный звонок выводит его из равновесия. Он хватает трубку, ожидая, что сейчас услышит ее голос и она скажет, что все это ошибка.

Иржи не удивился, когда однажды в его кабинет вошли двое молодых людей. «К генералу», — подумал он. Он не удивился даже, когда один из них, показав удостоверение, коротко сказал:

— Мы из госбезопасности, товарищ.

— Генерала нет, — ответил Скала и спросил: — Вы подождете его?

— Генерал у нас, — сказал молодой человек. — И вы ему там нужны.

— Почему же мне не позвонили? — качая головой, Скала машинально тянется к телефону, чтобы доложить, что он сейчас уйдет.

— Не нужно, товарищ, — говорит молодой человек, задержав руку Скалы. — Генерал вас дожидается.

— Дело не в генерале, — по-прежнему спокойно возражает Скала, — надо же кому-нибудь передать дежурство!

— Все устроено, товарищ! — говорит молодой человек, уже немного нетерпеливо. — Наденьте шинель!

Скала обижен. Он привык к тому, что генерал вскакивает как на пружине, когда звонят из крайкома. А органы государственной безопасности в представлении Скалы весьма тесно связаны с крайкомом. Он молча спускается по лестнице, не замечая изумления в глазах встречных.

В большом новом доме Скалу вводят в просторную комнату, обставленную простой светлой мебелью. За письменным столом сидит человек лет за тридцать. У него худое, аскетическое лицо монаха. Он кивком отпускает спутников Скалы и так же молча указывает ему на стул перед собой.

— Можно снять шинель? — спрашивает Скала, которого начинает раздражать это молчание.

Снова кивок.

«Господин Важный, — думает Скала, снимая шинель, — прочитал три детективных романа и придумал для себя официальные жесты и позы. Ничем не отличается от моего генерала, который напускает на себя такую же важность».

Несколько уязвленный, майор садится и говорит скорее себе, чем своему собеседнику:

— Si tacuisses[6]

— …philosophus mansisses[7]! — подхватывает человек, сидящий напротив. Тонкие губы придают его улыбке, как кажется Скале, чуть-чуть ехидное выражение. — Вспомните об этом, если вам вздумается упрекать меня за то, что я хочу кое-что слышать от вас…

Он устало трет лоб и придвигает Скале коробочку дешевых сигарет.

— Ваш генерал взят под стражу, — выпустив струйку дыма, тихо произносит он.

Если эти слова рассчитаны на эффект, то они достигают желанной цели.

— Арестован? — вскакивает пораженный Скала.

Человек за письменным столом не реагирует на волнение Скалы ни единым словом, ни единым жестом.

— А незадолго до того — секретарь крайкома партии, — говорит он бесстрастно, когда Скала снова опускается на стул. И после паузы, пытливо глядя ему в глаза, добавил: — И ваша жена тоже…

Майор Скала опустил голову на руки. Какой он, собственно, глупец. Что же странного в том, что арестовали генерала, единомышленника Роберта? И Скала успокаивается так же быстро, как взволновался. Сам удивляясь своему спокойствию, он смотрит в глаза следователю, которые кажутся теперь настороженными.

— А что у меня общего со всем этим?

— Именно это я и хотел бы знать… — тихо отвечает человек, сидящий за столом.

«Логично, — думает Скала. — Но я-то, я не знаю, что ему сказать. Посвятить в свою личную жизнь? Свалить все на жену? Отказаться давать показания или просто молчать?..»

Человек бесшумно привстал, внимательно вглядываясь в лицо Скалы. «У него совсем не злые глаза, мне это просто показалось, они ничего не высматривают. Это печальные глаза, в них усталость очень пожилого человека…»

— У меня к вам предложение, — по-прежнему тихо произносит следователь, — понимаете, у меня такой метод. Я оставлю вас здесь одного. Подумайте хорошенько, а потом постучите в дверь. Я пока побуду у секретаря. У вас есть что курить?

Скала сидит не шевелясь, в голове пусто, словно выметено. «Курить», — сказал следователь. Да, недурно было бы закурить. Скала тянется за сигаретой. Сколько раз, когда у него было скверно на душе, он тянулся к этой белой картонной трубочке… Итак, следователь сказал, что Карла в тюрьме. Нет, не так. Первый секретарь крайкома арестован. «Взят под стражу», — сказал следователь. А какая разница между «арестован» и «взят под стражу»? Не все ли равно: быть под арестом или быть под стражей? Черт побери, какие дурацкие мысли лезут в голову! Начнем сначала. Роберт взят под стражу. Нет, арестован. К дьяволу все это! Чего от меня хотят? Что у меня общего с этой историей?! О чем я должен подумать, что взвесить?


Рекомендуем почитать
Слушается дело о человеке

Аннотации в книге нет.В романе изображаются бездушная бюрократическая машина, мздоимство, круговая порука, казарменная муштра, господствующие в магистрате некоего западногерманского города. В герое этой книги — Мартине Брунере — нет ничего героического. Скромный чиновник, он мечтает о немногом: в меру своих сил помогать горожанам, которые обращаются в магистрат, по возможности, в доступных ему наискромнейших масштабах, устранять зло и делать хотя бы крошечные добрые дела, а в свободное от службы время жить спокойной и тихой семейной жизнью.


Хрупкие плечи

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Ты, я и другие

В каждом доме есть свой скелет в шкафу… Стоит лишь чуть приоткрыть дверцу, и семейные тайны, которые до сих пор оставались в тени, во всей их безжалостной неприглядности проступают на свет, и тогда меняется буквально все…Близкие люди становятся врагами, а их существование превращается в поединок амбиций, войну обвинений и упреков.…Узнав об измене мужа, Бет даже не предполагала, что это далеко не последнее шокирующее открытие, которое ей предстоит после двадцати пяти лет совместной жизни. Сумеет ли она теперь думать о будущем, если прошлое приходится непрерывно «переписывать»? Но и Адам, неверный муж, похоже, совсем не рад «свободе» и не представляет, как именно ею воспользоваться…И что с этим делать Мэг, их дочери, которая старается поддерживать мать, но не готова окончательно оттолкнуть отца?..


Мамино дерево

Из сборника Современная норвежская новелла.


Свет Азии

«Эдвинъ Арнольдъ, въ своей поэме «Светъ Азии», переводъ которой мы предлагаемъ теперь вниманию читателя, даетъ описание жизни и характера основателя буддизма индийскаго царевича Сиддартхи и очеркъ его учения, излагая ихъ отъ имени предполагаемаго поклонника Будды, строго придерживающагося преданий, завещенныхъ предками. Легенды о Будде, въ той традиционной форме, которая сохраняется людьми древняго буддийскаго благочестия, и предания, содержащияся въ книгахъ буддийскага священнаго писания, составляютъ такимъ образомъ ту основу, на которой построена поэма…»Произведение дается в дореформенном алфавите.


Любящая дочь

Томмазо Ландольфи очень талантливый итальянский писатель, но его произведения, как и произведения многих других современных итальянских Авторов, не переводились на русский язык, в связи с отсутствием интереса к Культуре со стороны нынешней нашей Системы.Томмазо Ландольфи известен в Италии также, как переводчик произведений Пушкина.Язык Томмазо Ландольфи — уникален. Его нельзя переводить дословно — получится белиберда. Сюжеты его рассказав практически являются готовыми киносценариями, так как являются остросюжетными и отличаются глубокими философскими мыслями.