Возвращение Иржи Скалы - [24]

Шрифт
Интервал

— Я всего-навсего кондуктор, дамочка, но будь это в моей власти, я бы остановил поезд и высадил вас прямо на насыпь.

— Ты неправ, — глухо говорит ему в коридоре Иржи.

— Нет, прав, тысячу раз прав! — возражает кондуктор. — Не в лице дело, твоя военная форма ей не понравилась! Но ты не суди о нас по таким барынькам.

…Скала сидит на опушке леса, задумчиво улыбается и стирает со лба пот.

Так вот какая здесь обстановка. Многие чехи, особенно простые люди, восхищаются Советским Союзом, любят его. Меньшинство, недовольное новыми порядками, ненавидит все, что идет с Востока. Иржи заметил это еще в поезде, он столкнулся с этим и в Праге, почувствовал такие же настроения в штабе молодой, заново формирующейся армии… На какой стороне Карла? Отец?

Скала не спеша встает, глубоко вдыхает свежий воздух. Уже почти год прошел после войны, лес дышит запахами весны, мир прекрасен…


Собачий лай, сердитый, громкий, вдруг смолкает и переходит в радостное повизгивание. Скала замирает от умиления. Тебя-то я и забыл, Жучок! Ни разу о тебе не вспомнил за все это время.

Пес радостно кидается ему под ноги.

— Но, но, но, ты, мой милый, старый! Ты — то меня узнаешь, как бы не изменилось мое лицо! Ну, ладно, ладно, хватит, отстань. Увидят нас вместе — сразу догадаются. Ну, иди, иди, марш! Я потом приду…

Как трудно иногда нажать кнопку звонка! Словно отваливаешь тяжелый камень от пещеры: здесь ли еще клад или кто-нибудь унес его?

Шаги. Легкие, шаркающие, видимо, Карла идет в шлепанцах. Ведь сейчас раннее утро.

Наконец-то! Дверь отворяется, старая жизнь смыкается с новой…

Карла! Красивая! Красивее, чем прежде! Сердце у Иржи колотится. Ухватившись за дверь, он говорит глухо:

— Извините, пожалуйста, я капитан Андрей Докоупил. Я знал вашего мужа и обещал ему навестить вас.

Он не сводит напряженного, жадного взгляда с лица Карлы, но не видит ни испуга, ни ужаса, только грусть.

— Зайдите, пожалуйста, — говорит она смущенно, каким-то странным тоном. — Спасибо, что не забыли его просьбы.

Скала делает шаг вслед за знакомым силуэтом. Одно движение — и он мог бы схватить ее в объятия.

Шесть ступенек, как шестьсот мучительных лет в чистилище. И вот наконец!..

— У вас так уютно, — слышит Скала, словно издалека, свой голос. — Разрешите немного оглядеться. Это первый чешский дом, в который я вошел за много лет… — спешит объяснить он.

— Все осталось так, как было, когда уезжал Иржи, — отвечает Карла и молча указывает на кресло.

— Как у вас хорошо! Иржи порадовался бы… если бы вернулся.

Это грубо, жестоко и неблагородно — кокетничать собственной смертью. Но идти на попятный уже нельзя.

— Садитесь, — слышит он голос Карлы. — Извините, я так взволнована. Когда я думаю, что вы видели Иржи в последние минуты перед… — она запнулась, — перед полетом…

И тут Скала совершает первый промах.

— Не только перед полетом, Карла, — говорит он.

— Вы знаете мое имя? — настораживается Карла.

Минутное замешательство, затем он находит ответ:

— Он часто вспоминал о вас.

Еще минута молчания. Карла задумалась.

— Правда, — говорит она наконец. — Вы же были его другом… Но я вас прервала, вы хотели что-то сказать?

— Я был с ним до самого последнего момента, — Скала решается на крайнюю ложь.

— До последнего… — тихо повторяет женщина.

— Да, я единственный спасся из горящего самолета. Я спасся, — Иржи переводит дыхание и наносит последний удар, — ценой такого уродства. Страшная цена!

Минута молчания.

— О чем вы задумались? — спрашивает он.

— Мне стало стыдно. Стыдно того, что я подумала: почему вы, а не он? Это жестоко, и, повторяю вам, я стыжусь такой мысли…

— Мне кажется, — взволнованно говорит Иржи, — вы плохо разглядели, каким я спасся…

— Вы говорите, что знали Иржи, — прерывает его Карла. — Извините, но мне кажется, что все-таки вы его знали не очень хорошо. Это было для него совсем не самое важное. Самое прекрасное в нем было не лицо.

Скала напряжением всей своей воли сдерживает волнение.

— Нелегкая у него была бы жизнь, поверьте, Карла. Вчера меня выгнала из купе женщина, потому что мое лицо испугало ее ребенка.

— Она, видимо, не подумала, что, будь вы отцом этого ребенка, она отнеслась бы к вам иначе, — тихо возразила Карла.

— Может быть, — сказал он еще тише. — Но, конечно… ребенок все равно испугался бы…

— Вы думаете? — она пристально поглядела ему в глаза. А если бы даже и так! Если бы в первый момент ребенок испугался, разве можно сердиться на него за это?

Наступила долгая пауза.

— Позавтракайте с нами, — наконец прервала молчание Карла. — Хотите чаю или кофе?

— Чай, если разрешите. Я привык к нему в России.

— Ну, у нас русского чаю вы не получите, — улыбнулась она. — У нас все еще сурогат.

— Ах да, любимая смесь, — оживился Иржи. — Липовый цвет с клубникой… — Он запнулся и поспешил выпутаться: — Всякий раз, как мы пили чай, Иржи вспоминал этот букет.

— Значит, он часто вспоминал о нас? — вздрогнув, сказала она.

— Постоянно, Карла.

В ее глазах блеснули слезы.

— Извините, я пойду приготовлю завтрак.

Иржи напряжен, как струна. Чуть-чуть он не проговорился. Он ходит по комнате, с нежностью осматривает знакомые предметы, даже зеркало не кажется ему сейчас жестоким. Его манит блестящая крышка рояля. Он садится осторожно, чтобы не вызвать звука, касается пальцами клавишей. «Все осталось так, как было, когда уезжал Иржи…» Все ли? Мебель, ковры, занавески на своих местах… Почему же что-то кажется ему здесь чужим?


Рекомендуем почитать
Слушается дело о человеке

Аннотации в книге нет.В романе изображаются бездушная бюрократическая машина, мздоимство, круговая порука, казарменная муштра, господствующие в магистрате некоего западногерманского города. В герое этой книги — Мартине Брунере — нет ничего героического. Скромный чиновник, он мечтает о немногом: в меру своих сил помогать горожанам, которые обращаются в магистрат, по возможности, в доступных ему наискромнейших масштабах, устранять зло и делать хотя бы крошечные добрые дела, а в свободное от службы время жить спокойной и тихой семейной жизнью.


Хрупкие плечи

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Ты, я и другие

В каждом доме есть свой скелет в шкафу… Стоит лишь чуть приоткрыть дверцу, и семейные тайны, которые до сих пор оставались в тени, во всей их безжалостной неприглядности проступают на свет, и тогда меняется буквально все…Близкие люди становятся врагами, а их существование превращается в поединок амбиций, войну обвинений и упреков.…Узнав об измене мужа, Бет даже не предполагала, что это далеко не последнее шокирующее открытие, которое ей предстоит после двадцати пяти лет совместной жизни. Сумеет ли она теперь думать о будущем, если прошлое приходится непрерывно «переписывать»? Но и Адам, неверный муж, похоже, совсем не рад «свободе» и не представляет, как именно ею воспользоваться…И что с этим делать Мэг, их дочери, которая старается поддерживать мать, но не готова окончательно оттолкнуть отца?..


Мамино дерево

Из сборника Современная норвежская новелла.


Свет Азии

«Эдвинъ Арнольдъ, въ своей поэме «Светъ Азии», переводъ которой мы предлагаемъ теперь вниманию читателя, даетъ описание жизни и характера основателя буддизма индийскаго царевича Сиддартхи и очеркъ его учения, излагая ихъ отъ имени предполагаемаго поклонника Будды, строго придерживающагося преданий, завещенныхъ предками. Легенды о Будде, въ той традиционной форме, которая сохраняется людьми древняго буддийскаго благочестия, и предания, содержащияся въ книгахъ буддийскага священнаго писания, составляютъ такимъ образомъ ту основу, на которой построена поэма…»Произведение дается в дореформенном алфавите.


Любящая дочь

Томмазо Ландольфи очень талантливый итальянский писатель, но его произведения, как и произведения многих других современных итальянских Авторов, не переводились на русский язык, в связи с отсутствием интереса к Культуре со стороны нынешней нашей Системы.Томмазо Ландольфи известен в Италии также, как переводчик произведений Пушкина.Язык Томмазо Ландольфи — уникален. Его нельзя переводить дословно — получится белиберда. Сюжеты его рассказав практически являются готовыми киносценариями, так как являются остросюжетными и отличаются глубокими философскими мыслями.