Возвращение Иржи Скалы - [12]
— Ругайся, Вася, ругайся! — улыбается растроганный Скала. — Кабы было на мне живое место, я даже сказал бы: «Стукни меня!» Только не сердись, ради бога. У каждого из нас свои слабости…
— Ну, есть, — смягчается Вася и перекусывает зубами нитку. — Мне бы тоже сподручней было оборвать нитку рукой, а не грызть ее зубами, как мышь. Но ты держи себя в руках, дела твои совсем не плохи. Ты еще поправишься и рассчитаешься с немцами за свой нос. А я?
— Я рассчитаюсь и за тебя, Вась, — улыбается Скала. — Только бы меня пустили в самолет.
— Пустят, как же иначе! Я сам слышал, как профессор говорил Верочке: «Он, Вера Ивановна, еще немало немцев собьет до конца войны».
— Покажи-ка пуговицу, Вася, — меняет тему капитан.
— Глядите, Верочка, — обращается он к вошедшей медсестре, — как пришита пуговица! Прямо как в ателье!
— Вася молодец, — улыбается сестра и гладит Василия по круглой стриженой голове. — У его жены райская жизнь будет!
Голубые глаза Василия просияли.
— Уж вы скажете! — стараясь скрыть удовольствие, говорит он и тут же дружески поддевает товарища: — А вот Георгий Иосифович сказал, что от меня, однорукого, жене радости будет не больше, чем от него с таким лицом. Даже на балалайке не смогу ей сыграть.
Верочка становится серьезной и поворачивается к Скале.
— Опять нытье и паника? Опять, как говорит профессор, интеллигентская меланхолия?
— Да нет, — поспешно заступается за товарища Васька, но под Верочкиным испытующим взглядом опускает глаза. — Это мы так… покалякали по-свойски.
— Ну и хватит! — хмуро говорит Вера. — Поужинали, покалякали, а теперь пора спать. С женщинами и то легче, чем с такими тщеславными пустомелями.
— Вот видите, а вы сказали, что у моей жены будет райская жизнь! — хохочет Васька, ловко увертывается от замахнувшейся полотенцем Верочки и исчезает, успев крикнуть в дверях: «Покойной ночи!»
На минуту стало тихо. Верочка зажигает ночную лампу, уносит вазу с цветами и скрывается в темном углу палаты.
— Вы сердитесь, Вера Ивановна? — тихо спрашивает капитан Скала.
— Сержусь, — слышится из темноты женский голос. — Вы как нарочно… Мы радуемся, а вы…
— Как же вы не понимаете, — просительно говорит Скала. — Ведь не так трудно понять, — голос падает, становится еле слышным, — что, если жена отшатнется, увидя меня, а сын закричит в испуге…
— Мой муж с первого дня войны на передовой, — возражает Вера. — И каждый день, понимаете, каждый день у меня сердце сжимается от страха: жив ли… — Голос Веры дрожит. — Я благодарила бы судьбу, если бы он вернулся таким, как вы.
— Зажгите верхний свет, Верочка, — взволнованно просит Скала и приподнимается на подушках. Яркий свет ударяет им в лицо. — Могли бы вы поцеловать меня? — Молчание. Горящими глазами смотрит Скала в побледневшее лицо женщины. — Можно вообще поцеловать человека с лицом, сшитым из лоскутков, как футбольный мяч?
Вера подходит, спрятав руки за спину, до боли стиснув пальцы. Только бы не выдать себя ни одним движением!
Поцеловала! Скала в изнеможении опускает голову. Безмерное счастье переполняет его.
«Поцеловала! — ликует он. — Поцеловала!»
Верочка глубоко вздыхает. Немало повидала и перенесла она и здесь, в госпитале, и на фронте. Но не хотелось бы еще раз пережить такой момент. Она говорит бодрым тоном, стараясь заглушить свои чувства:
— А теперь спать, Иржи Иосифович! Никаких поблажек, спать! Что это за герой, который только и думает о своем лице. Что же делать тысячам безруких и безногих? Странные вы — люди с Запада. Пройдете через всю войну, сквозь ад кромешный, и вдруг вас сбивает с толку пустяк. Несколько шрамов на лице! Сразу видно — герой. А красивое лицо может быть и у труса.
Скала отвечает не сразу. Сердце его еще полно радости, но нетвердый голос выдает сомнение и печаль.
— У нас, на Западе, Верочка, геройство ценят мало, — с горечью говорит он. — Орденская колодка на груди не заслонит обезображенного лица…
Верочка пытается рассеять его уныние:
— Обезображенное лицо! Скажете тоже! У вас… я вам скажу… совсем неплохой вид.
— Тогда почему же мне нельзя посмотреть на себя в зеркало? — атакует ее Скала.
— Спросите профессора, — отвечает Вера слегка раздраженным тоном. — Только о зеркале и говорите, стыдно слушать!
— Поймите же, — смущенно оправдывается Иржи. — Я не хочу, чтобы моя жена и сын краснели за меня, когда им придется показаться со мной на улице.
— Они будут счастливы, что вы вернулись. Я знаю. Знаю по себе. А теперь извольте закрыть глаза и спать!
— Закрыть глаза и спать! — тихо повторяет Скала. Да, да, спать и ни о чем не думать!
Но как уснуть, как не думать, если одни и те же образы стоят перед его взором? Васька, милый, улыбчивый, порой добродушно-сердитый, самоотверженная, заботливая Верочка, профессор Петр Васильевич и, наконец, неразговорчивый, хмурый доцент из Ленинграда, который в течение месяца терпеливо, по кусочкам, пересаживая кожу на лицо Иржи, сделал десятки пластических операций… Как не думать об этих людях, как тут уснуть? Где взять силы признаться самому себе, что не любовь к ним, не вера в их победу, а один лишь страх перед гитлеровским пленом пригнал Скалу сюда, через линию фронта?
Аннотации в книге нет.В романе изображаются бездушная бюрократическая машина, мздоимство, круговая порука, казарменная муштра, господствующие в магистрате некоего западногерманского города. В герое этой книги — Мартине Брунере — нет ничего героического. Скромный чиновник, он мечтает о немногом: в меру своих сил помогать горожанам, которые обращаются в магистрат, по возможности, в доступных ему наискромнейших масштабах, устранять зло и делать хотя бы крошечные добрые дела, а в свободное от службы время жить спокойной и тихой семейной жизнью.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В каждом доме есть свой скелет в шкафу… Стоит лишь чуть приоткрыть дверцу, и семейные тайны, которые до сих пор оставались в тени, во всей их безжалостной неприглядности проступают на свет, и тогда меняется буквально все…Близкие люди становятся врагами, а их существование превращается в поединок амбиций, войну обвинений и упреков.…Узнав об измене мужа, Бет даже не предполагала, что это далеко не последнее шокирующее открытие, которое ей предстоит после двадцати пяти лет совместной жизни. Сумеет ли она теперь думать о будущем, если прошлое приходится непрерывно «переписывать»? Но и Адам, неверный муж, похоже, совсем не рад «свободе» и не представляет, как именно ею воспользоваться…И что с этим делать Мэг, их дочери, которая старается поддерживать мать, но не готова окончательно оттолкнуть отца?..
«Эдвинъ Арнольдъ, въ своей поэме «Светъ Азии», переводъ которой мы предлагаемъ теперь вниманию читателя, даетъ описание жизни и характера основателя буддизма индийскаго царевича Сиддартхи и очеркъ его учения, излагая ихъ отъ имени предполагаемаго поклонника Будды, строго придерживающагося преданий, завещенныхъ предками. Легенды о Будде, въ той традиционной форме, которая сохраняется людьми древняго буддийскаго благочестия, и предания, содержащияся въ книгахъ буддийскага священнаго писания, составляютъ такимъ образомъ ту основу, на которой построена поэма…»Произведение дается в дореформенном алфавите.
Томмазо Ландольфи очень талантливый итальянский писатель, но его произведения, как и произведения многих других современных итальянских Авторов, не переводились на русский язык, в связи с отсутствием интереса к Культуре со стороны нынешней нашей Системы.Томмазо Ландольфи известен в Италии также, как переводчик произведений Пушкина.Язык Томмазо Ландольфи — уникален. Его нельзя переводить дословно — получится белиберда. Сюжеты его рассказав практически являются готовыми киносценариями, так как являются остросюжетными и отличаются глубокими философскими мыслями.