Возвращение - [47]

— Отец! — смирившись или скорее осознав свою неправоту, Айдыр уже не смел поднять взгляда на родителя. — А когда ж проклятых собак северных бить станем?

— В битву рвёшься? Что ж, будут тебе сражения! Как воины наши отдохнут, раны телесные да душевные излечат, так и ударим.

— Вырежем их, как овец жертвенных, без милости и сострадания! К чему собакам сострадание? Пусть визжат, души тешат горские! — на лице Айдыра появилась радостная улыбка. Увидев её, Рахмед посерел лицом.

— Рано, сынок, ты радуешься! Силы росской ещё не меряно. Не одержать победы нам, только время выиграть. Вновь прижмут к горам бесплодным нас росские воины. Не жилые места там, не подготовленные. Нам бы времени чуть больше. Но не будет его у нас, по — другому с Изенкранцем оговорено! — Рахмед умолк, подумав, что упомянув имя советника, сболтнул лишнее, затем махнул рукой. Когда — никогда, а раскрывать сыну тайны придётся, не ровен час что случится, как он сможет править орками, коли нити правления потеряны?

— Айдыр, запомни: всё, что здесь сказано, здесь и остаться должно. Многого ты не знаешь, от того и смятеньем душа твоя полна. Нити мира паутиной тайной переплетены. Даже в войне великой владыки меж собой так или иначе общаются. Гордыня воинская гнетёт тебя! Гордость наша от непобедимости нашей, а того ты не знаешь, что непобедимость эта не на доблести нашей — на вражде сильных мира сего зиждется. Не мотай головой, не бычься! Как есть, тебе говорю, тайну страшную, для твоего разума неприемлемую раскрываю. Что наш народ оркский? Песчинка на земной тверди, морями-государствами перекатываемая. Ныне, на что Росслания слабая, и то одного воинства хватило, чтобы наших воинов по горам рассеять и в прах обратить. Но не посмеет она этого сделать! Даже без моих даров советнику не посмела б! Побили б ещё нас малость, но всё одно отступились бы. Бароны да вольные демы западные не позволили. А что до моих даров, так мы их завтра же стократ вернём, на обозах, да на людях, нами захваченных. Есть и у меня каналы тайные, с нужными людьми в узел дружбы завязанные. Пришло время поделиться с тобой тайнами…

Неделю спустя после начала столь удачного примирения Рахмед вновь собрал членов своего военного совета. Халиф помнил, что изредка его мудрецы давали ценные советы, но сегодня он не нуждался в чьих бы то ни было поучениях. Сегодня он призвал их, чтобы собрать войско и покарать изменника. Он уже принял решение, и никто не смог бы поколебать его. Рахмед не привык прощать тем, кто осмеливался противиться его воле. Но прежде чем начать убивать, он хотел убедиться, что в стенах его замка нет малодушных и тех, кто колеблется в выполнении его воли. К тому же он желал прослыть среди своих подданных не только жестоким, но и мудрым. Говорил он недолго, но убедительно, и речь свою закончил заранее приготовленной фразой, обращённой, как ему казалось, к светлым чувствам собравшихся:

— …И наказать его приметно должны за отступничество и предательство подлое, — в эту секунду Рахмед даже самому себе казался строгим, но справедливым правителем.

— Верно говоришь! — закивали головами собравшиеся. — Пока мы кровь проливали, он с нашими врагами торг вёл, жизнь да привилегии себе выторговывая, думал, что мы больше с гор не спустимся. За нашими спинами да нашей кровью разжиреть хотел.

— Смерть ему! — вскричали наиболее ретивые. — Ему и его выводку смерть! Всех вырежем, чтобы и семени его на земле не осталось!

— А россы не воспротивятся? — осторожно поинтересовался не по почёту сидевший в самом дальнем углу старец. Оживлённые разговоры стихли. В зале наступило неловкое молчание.

— Не воспротивятся! — заверил собравшихся Рахмед. — Верный человек сказал, воевода в столицу поехал, а без него никто и пальцем не пошевельнёт.

Уставшие от безделья и покоя, дарованного перемирием, орки довольно загалдели. Праведная месть в их сердцах потеснилась, уступая место возможности лёгкой добычи, ибо род Рахимбека славился своей добродетелью и накопленными богатствами.

Отряды орков собирались быстро, и на третий день на виду всего войска Рутении спорым конным шагом выступили к стенам крепости рода Рахимбека. Вышли ещё затемно, чтобы светлого времени на разграбление было достаточно. Шли, не таясь, копья опустив, поводья да головы повесив. Будто и не на штурм шли, а великое горе провожали.

— Эй, хозяева! — выкрикнул ехавший впереди всех Айдыр. — Великий Рахмед челом бьёт, приюта у соплеменников просит, так как нет у него сегодня ни крыши над головой, ни очага тёплого!

— Коль с добром пришли, так и не впустить грешно! — старый Рахимбек, стоя пред бойницей, в довольстве своём поглаживал седую бороду. — Говорил я вам, не к чему зло творить и Рутении козни строить! Не послушались вы меня, вот теперь и плачете. Но кто старое помянет… Приютить и обогреть вас — долг мой. Открывай ворота братьям нашим! — повинуясь его приказу, несколько воинов рода бросились отпирать тяжёлые железные ворота крепости. Айдыр спрятал под низко опущенную шапку широко озарявшую его губы усмешку и, направив коня, неторопливым шагом въехал в раскрывающиеся ворота.