Возвращение доктора Фу Манчи - [35]

Вероятно, со стороны я действительно выглядел сумасшедшим и, возможно, стал привлекать внимание прохожих, но я ничего этого не запомнил, так как все мое внимание было сосредоточено на этом лице в обрамлении пышных, черных как вороново крыло волос, на этих слегка приоткрытых красных губках, сияющих темных глазах, которые завораживали меня из глубины лавочки.

Я был в смущении, мне стало жутко. Я стоял как зачарованный, не в силах двинуться с места. Наконец, сделав огромное усилие над собой, я шагнул к двери, повернул ручку и вошел в лавочку с таким спокойным видом, на какой только был способен. Занавеска, прикрывавшая маленькую дверь за одним из прилавков, слабо качнулась, будто от сквозняка, но я буравил ее яростным взглядом до тех пор, пока из-за нее не появился некий плод смешения греко-еврейско-японских генов, который невозмутимо встал по ту сторону прилавка напротив меня и отвесил легкий поклон.

Его появление было столь неожиданным, что я невольно отпрянул.

— Сэр, могу ли я что-либо вам предложить? — спросил меня этот мутант с новым легким поклоном.

Какое-то время я изучал его в полном молчании, потом сказал:

— Мне сейчас показалось, что я видел здесь свою старую знакомую, но, может быть, я ошибся…

— Совершенно верно, вы ошиблись, сэр, — отвечал лавочник, в легком удивлении приподняв брови. — Возможно, ошибка произошла благодаря отражению в витрине. Но, может, я покажу вам наш товар?

— Не стоит беспокоиться, — ответил я, внимательно вглядываясь в его лицо. — Как-нибудь в другое время.

Я стремительно вышел на улицу. Одно из двух: либо я действительно теряю рассудок, либо Карамани скрывается в этой лавке.

Однако, сознавая беспомощность своего положения, я постарался запомнить имя хозяина, начертанное на вывеске этого торгового предприятия — «Дж. Саламан». Запечатлев навеки в памяти эту экзотическую фамилию, я пошел своей дорогой, стараясь привести в порядок рассудок и унять бешеное сердцебиение.

ГЛАВА XVI ИЩУЩИЕ РУКИ

Из темного угла комнаты, где я занял позицию, через слегка приоткрытое окно (подобно нашему, оно было забрано скобами) моему взору открывались ряды теплиц, сияющие в лунном свете, а за ними шли ряды цветочных клумб, растворяясь в голубоватой дымке Лунный свет в комнату не попадал, но мои глаза понемногу привыкли к темноте, и я уже достаточно четко мог разглядеть лежавшего на кровати между мной и окном Берка.

Похоже, снова вернулись славные денечки, когда мы с Найландом Смитом сидели в засаде, поджидая слуг доктора Фу Манчи.

Более мирную сцену, чем этот цветочный уголок графства Эссекс, трудно было даже вообразить. Но то ли благодаря тому, что я прекрасно знал, насколько обманчив царящий вокруг покой, то ли потому, что у меня уже выработалась интуиция, предвещающая приближение агентов дьявольского китайца, эта ничем не нарушаемая тишина казалась мне неумолимо надвигающейся грозовой тучей, а сама ночь — каким-то безмолвным мрачным предзнаменованием.

Меня терзали самые разные вопросы, и среди них главный: какие сведения Берк хотел нам продать? Вечером он отказался говорить на эту тему, а теперь играл роль приманки, порученную ему Найландом Смитом. Он изображал безмятежно спящего, хотя время от времени не мог удержаться, чтобы шепотом не поделиться со мной своими опасениями, сомнениями, страхами.

Этой ночью вроде все складывалось в нашу пользу. У меня не было ни малейшего сомнения, что доктор Фу Манчи решил покончить с отставным нью-йоркским полицейским. Кроме того, я не сомневался, что нам удалось проскользнуть незамеченными мимо его невидимых агентов. Если верить Берку, только его бдительность предотвращала постоянные попытки привести в исполнение замысел Фу Манчи. Поэтому оставалось очень мало сомнений, что этой ночью будет сделана еще одна попытка. Каждый, кому приходилось оказываться в подобных обстоятельствах, — я имею в виду караулить всю ночь напролет, — знаком с ощущением перехода из одного состояния в другое (что соответствует фазам движения Земли, которое происходит в атмосфере в полночь, в два и в четыре утра). В течение этих четырех часов наступает период крайнего угасания всей жизнедеятельности, и врачи, как правило, именно в это время более всего опасаются за жизнь своих пациентов.

Нынешней ночью я особенно ощутил падение жизненного тонуса, и теперь, когда темнота особенно сгустилась перед восходом солнца, безотчетный страх, сродни тому, который я уже испытывал в предшествовавших столкновениях с китайцем, напал на меня как раз в тот момент, когда я менее всего был готов с ним бороться. Но кругом было все спокойно, как вдруг…

— Вот оно! — зашептал Берк на постели.

Меня уже и так изнурял долгий озноб, а тут при его словах — просто заколотило. Я тихо поднялся со стула и, оставаясь в тени, стал пристально вглядываться из своего угла в проем полукруглого окна.

Без единого звука за стеклом появился маленький силуэт неправильной формы, чем-то напоминающей собачью голову, низко сидящую на квадратных плечах. Злобные глазки внимательно изучали комнату. Голова поднималась все выше, и наконец все существо скрючилось на карнизе. Стало невозможным разглядеть его черты, так как оно пригнулось к отверстию, образованному приподнятой рамой. Оно издавало еле слышные звуки, как бы принюхиваясь.