Возвращенец - [80]

Констебль выдержал паузу, чтобы его выговор произвел желаемый эффект, и повернулся к Фицджеральду.
- Продолжайте, рядовой.

- Я не виню его за неведение, сэр, - Фицджеральд бросил на Гласса сострадательный взгляд. - Он находился без сознания или в бреду почти всё время, пока мы за ним ухаживали.

- Что ж, это по-христиански, но отрицаете ли вы, что бросили его? Ограбили?

- Позвольте мне поведать вам, что произошло тем утром, сэр. Четыре дня мы стояли биваком у небольшого притока Гранда. Я оставил с Хью Бриджера и пошел к главной реке, чтобы поохотиться, и отсутствовал большую часть утра. Приблизительно в миле от лагеря я наткнулся на военный отряд арикара.

Очередной ропот восхищения пробежал по рядам зрителей, большинство из которых были ветеранами сомнительного сражения при поселении арикара.

- Сперва ри меня не заметили, и я поспешил назад к лагерю. Они обнаружили меня, когда я уже добрался до ручья. Они бросились за мной, и я побежал к нашему лагерю.

- Когда я добежал, то сказал Бриджеру, что у меня на хвосте ри, и попросил его помочь приготовить лагерь к обороне. Вот тогда Бриджер и сказал, что Гласс мёртв.

- Ах ты, ублюдок! - бросил ему в лицо Гласс и, поднявшись, метнулся к Фицджеральду. Но два солдата винтовками и штыками преградили ему путь.

- Мистер Гласс! - закричал Констебль, застучав молотком по столу. - Займите свое место и придержите язык, или я упеку вас в тюрьму!

Майору понадобилось некоторое время, чтобы вернуть себе самообладание. Он сделал паузу, поправив воротник мундира с медными пуговицами, прежде чем вернулся к допросу Фицджеральда.
- Однако, мистер Гласс явно не был мёртв. Вы осмотрели его?

- Я понимаю, отчего Хью зол, сэр. Мне не следовало верить словам Бриджера. Но когда я взглянул на Хью в тот день, он был бледен, как мертвец, и даже не шелохнулся. Мы слышали, как ри несутся вдоль ручья. Бриджер заскулил, что нам пора убираться. Я был уверен, что Гласс мертв. И мы убежали.

- Но прежде забрали его винтовку.

- Это был Бриджер, сэр. Он сказал, что глупо оставлять винтовку и нож ри. Не было времени с ним препираться.

- Но теперь винтовка при вас.

- Да, сэр, при мне. Когда мы вернулись в Форт-Юнион, у капитана Генри не оказалось денег, что заплатить нам за то, что мы остались с Глассом. Генри попросил меня взять винтовку в качестве уплаты. И конечно же, майор, я рад, что мне выпала возможность вернуть её Хью.

- А как насчет его кремня с кресалом?

- Мы не брали их, сэр. Думаю, ри их забрали.

- А отчего же они не убили мистера Гласса? Ведь в их обычае снимать скальпы?

- Полагаю, что как и мы, они решили, что Хью мёртв. Не в обиду Хью, но с его головы и снимать-то было нечего. Медведь так его изувечил, что ри скорее всего пришли к выводу, что хуже уже не сделаешь.

- Вы провели на своем новом посту уже шесть недель, рядовой. Почему вы не признались в этой истории до сего дня?

Фицджеральд выдержал тщательно выверенную паузу, прикусил губу и склонил голову. Наконец он поднял глаза, затем и голову. Он тихо сказал:
- Ну, думаю, мне было стыдно.

Гласс смотрел в полнейшем недоумении. Не столько на Фицджеральда, вероломство которого не стало неожиданностью. А на майора, который принялся кивать словам Фицджеральда, как крыса мотиву дудочника. Он ему верит!

Фицджеральд продолжал.
- До вчерашнего дня я не знал, что Хью Гласс жив. Но я думал, что лишь бросил человека, не предав его земле. Человек заслуживает этого, даже на фронт...

Гласс больше не смог вытерпеть. Он потянулся к пистолету на поясе, спрятанному под капоте, выхватил его и выстрелил. Пуля ушла в сторону от цели, впившись Фицджеральду в плечо. Гласс услышал, как тот вскрикнул, и почувствовал сильные руки, схватившие его с двух сторон. Он пытался вырваться из крепкого захвата. В зале суда начался настоящий ад. Он слышал, как что-то кричал Аскитцен, мельком заметил майора и его золотые эполеты. Затем его пронзила острая боль в затылке, и всё погрузилось во мглу.

Глава двадцать седьмая

28 апреля 1824 года

Наутро Гласс проснулся в затхлой темноте с раскалывающейся головой. Он лежал ничком на грубых досках пола. Гласс медленно перекатился набок, ударившись в стену. Над головой он увидел свет, струившийся из узкой щели в тяжелой двери. Караульное помещение Форт-Аткинсона состояло из большой камеры временного заключения для простых пьяниц и хулиганов и двух деревянных камер. Судя по голосам, трое или четверо мужчин занимали временную камеру рядом с ним.

Пока он лежал, пространство словно сузилось, захлопнувшись, как гроб. Камера внезапно напомнила ему сырой трюм корабля, ту удушающую жизнь на море, которую он возненавидел. На его бровях выступили капельки пота, и дыхание стало прерывистым. Он пытался держать себя в руках, мысленно сменить картину неволи образом открытой равнины, колышущимся морем травы, прерываемым лишь горами на далёком горизонте.

Дни он мерил по ежедневной рутине караулки: смена охраны на рассвете; передача пищи и воды к полудню; смена охраны на закате и ночью. Прошло две недели, прежде чем он услышал скрип открываемой наружной двери и почувствовал порыв свежего воздуха. 
- Оставаться на местах, вонючие идиоты, или я вам головы размозжу, - произнес прокуренный голос, решительно направлявшийся к двери. Гласс услышал бряцание ключей и звук проворачиваемого в замке ключа. Язычок замка щёлкнул, и дверь распахнулась.