Возвращаясь к себе - [43]

Через минуту они уже спорили о только что просмотренном фильме, выйдя на улицу, перебрасывались шутками, и Вене решительно расхотелось «быстренько проводить до метро и смотаться», как он решил для себя, когда увидел Лену.

— Зайдем в кафе? — предложил он после минутного колебания: прихватил с собой, конечно, деньжат, но не так, чтобы много.

Лена, как чуткий локатор, его колебания уловила.

— Нет, спасибо, — вежливо отказалась она. — Поздно уже.

— Но мы ни о чем не договорились, — всполошился Веня.

Не хотелось отпускать эту девушку.

— А на что Интернет? — засмеялась Лена.

Внутренне она ликовала. Все-таки общение с Михаилом не прошло для нее даром: она научилась общаться с мужчинами, не робеть перед ними, как прежде, она видела, что понравилась — не сразу, нет, но понравилась.

— Можно, я вас провожу? — жалобно попросил Веня.

— Нет, спасибо, — снова сказала Лена. — Мне тут надо еще зайти кой-куда.

— Но мы увидимся? — не отставал Веня, заглядывая Лене в глаза, поражаясь их глубине.

— Возможно, — неопределенно пообещала Лена и, улыбнувшись на прощание своему кавалеру, нырнула в метро.

— Слушай, Катька, это все ерунда, — сказала на другой день Кате. — Специально не получается ничего.

— А знакомство на улице не ерунда? — с ходу парировала Катя. — Или, к примеру, на мостике в Переделкино?

— Вот не можешь ты не съязвить! — возмутилась Лена.

— Не могу, — мирно согласилась с подругой Катя. — А все-таки, что ни говори, Интернет — это класс. Болтаешь, переговариваешься, оттачиваешь зубки, даешь, если кто заслужил, свой почтовый ящик. Что, скажешь, плохо?

— Не знаю, — пожала плечами Лена. — Как-то это не для меня. Пустая трата времени. Хотя затягивает, признаю.

Пошутили, посмеялись, а к Новому году возник этот самый Стив.

— Что за Стив? — сразу навострила ушки Катя.

— Преподаватель русского языка и литературы. Из Лондона.

— Да что ты! Женат?

— Разведен. Пишет, что на Рождество почувствовал себя особенно одиноким, стал бродить в Интернете и нашел там меня. Пишет, что любит Россию и никогда больше не женится на своей соотечественнице, только на русской.

— Ого! Неплохие авансы… А сколько ему?

— Сорок два. Общаться с ним интересно, — призналась Лена.

— Да уж наверное! — ободряюще сжала ей руку Катя. — Не то что с нашими обалдуями.

— Много знает, о многом думает, — продолжала Лена.

— Начитался небось наших классиков, — хмыкнула Катя.

— Как ты догадалась? — удивилась Лена.

— И не думала я догадываться, — засмеялась Катя. — Брякнула что на ум пришло.

— Но именно так он на днях и написал: русские классики научили его философскому отношению к жизни, потому он и разошелся с женой. А знаешь, что было в последнем письме?

— Откуда мне знать?

— «О бывших женах, как о мертвых: или хорошо, или ничего. Ханна совсем неплохая женщина, но очень уж прагматична — «купить, купить, купить…» А я, Helen, устал».

— Устал покупать?

— Устал постоянно об этом думать.

К весне они знали уже друг о друге многое, и Лена жила теперь в двух измерениях: реальном и виртуальном. В реальном были Катя и Дима, знаменитый УНИК с его выматывающим «процессом аккредитации», ускользающий, уклончивый Миша — виделись все реже, говорить было особенно не о чем, близость стала привычной, почти домашней, хотя по-прежнему приносила радость. А в виртуальном измерении был Стив, общение с которым все ощутимее вытесняло реальность, в чем-то ее заменяло.

Вечерами, вернувшись домой, Лена первым делом бросалась к компьютеру. Нажимала кнопку «вход» и высвечивалось знакомое сообщение: «У вас письмо». Она смотрела на четко очерченное лицо Стива, приближая его к себе, рассматривая в увеличении умные глаза, высокий лоб, темные, как у Димы, волосы, плотно сжатый, решительный рот. А уж потом читала письмо. Довольно скоро она дала Стиву свой личный почтовый ящик, скачала на мобильник его фотографию, сняла информацию о себе со znakomstva, и теперь они общались уже напрямую, без логина и электронной свахи.

«Как прошел день? — спрашивал Стив. — У меня интересно. Дали еще одну группу славистов, и я учу их вашему «великому и могучему», как писал мой любимый Тургенев. С его стихотворений в прозе я всегда начинаю курс. Не кажется ли тебе, Helen, что ваша великая литература и есть то, что называют национальной идеей? Вы можете без сомнений опираться на то, что оставили вам Толстой, Достоевский, Тургенев. Мне за него, кстати, обидно: по-моему, вы его недооцениваете…»

Были такие философски-дискуссионные письма; их Лена читала и перечитывала, споря и соглашаясь в ответных посланиях. Были другие, в которых Стив рассказывал о себе: о маленьком городке, где жил и учился, о Лондонском университете, в котором защитил диссертацию, а теперь там же преподавал. «Вот если бы и в семейной жизни ты был таким постоянным», — пошутила в ответ Лена, но Стив шутки не принял и немедленно объяснил, что личная жизнь — совсем другое дело. «Моя мама называет ее «лишней жизнью»», — отстукала в ответ Лена, и Стив ответил панегириком во славу русского языка, в котором «смени одну только букву, и все поменяется».

Потом пошли фотографии: университет, солидный, в викторианском стиле дом, в котором Стив после развода снимает квартиру — крестиком отмечены три окна, — дом в пригороде, где живет его мать, седая строгая дама в буклях с кудрявой собачкой, прижатой к сердцу, — «Это моя мама и ее пудель по имени Боб».