Возрожденное орудие - [135]

Перед глазами Джедао все раздваивалось. Уравнения, над которыми он когда-то ломал голову, проступили в четких матрицах из звездного огня. Люди превратились в мерцающие пылинки на гобелене лет. Джедао мог бы остаться здесь навсегда, зачарованный миром, каким его видел Куджен; он отдал бы все, чтобы разделить это с гекзархом, только вот…

Куджен в ярости вскочил, несмотря на пронзившие его серебряные копья.

– Как тебе это удалось? – спросил он, но Джедао знал, что лучше не отвечать. – Покорись мне, – продолжил гекзарх, – и я еще смогу тебе многое простить. Нет того, что нельзя было бы исправить. Твой предшественник тоже имел склонность к предательству. – Тем не менее он говорил торопливо; он должен был сознавать, как мало времени у него осталось.

– Пошел ты на хрен, – сказал Джедао на языке мотов, хотя и стремился к этому ви́дению, кристальной ясности ума, который был обширнее и древнее, чем его собственный.

Куджен услышал его.

– Это тоже можно устроить, – сказал гекзарх со сладкой злобой. – Если ты хочешь умолять об этом, если ты хочешь, чтобы тебе доставляло удовольствие умолять об этом – черт возьми, если ты хочешь, чтобы я умолял об этом, могу проявить гибкость. Нет ничего такого, чего бы я не видел, и ничего такого, чего бы я не делал.

Копья вспыхнули ярче, лицо Куджена исказилось.

«Все, что я должен делать, – это терпеть», – думал Джедао, сам в агонии. Была ли эта боль побочным эффектом или отголоском того, что чувствовал Куджен во время формационной атаки? Многообещающий знак, если так.

– Другого шанса у тебя не будет. Я могу дать тебе то, чего не может дать никто другой. Если ты откажешь мне, если позволишь умереть, будешь сожалеть об этом всю оставшуюся жизнь…

Джедао услышал, как кто-то вскрикнул от ярости. Горло болело, как будто какое-то животное выцарапывало сквозь него путь наружу.

– Я твое орудие, Куджен, но это еще не все, что я есть!

(Он знал, что это ложь. По мере того, как оставшиеся годы будут засасывать его, словно зыбучие пески, он никогда не сделается кем-то большим, чем еще одна марионетка Куджена.)

Копья довершили начатое. Цепь, связывавшая Куджена с Джедао, его нынешним якорем, разорвалась. Вместе с ней ушла и жизнь, за которую так долго цеплялся Куджен.

Но даже в тот момент гекзарх еще не закончил.

– О дитя, – сказал он. Его голос звучал так буднично, что у Джедао волосы встали дыбом. – Никто другой никогда не полюбит тебя.

После этого Куджен исчез.

Внезапно копья рассеялись, и Джедао заморгал, почти ослепленный остаточными изображениями. Пространство врат отступило. Командный центр с его суетливыми сигналами тревоги, обезумевшим персоналом службы безопасности и громкими голосами напомнил ему о важности восстановления порядка.

Инхьенг растянулся перед Джедао, всхлипывая от боли. Джедао, вернув контроль над собственным телом, опять схватил его и уперся коленом в спину.

– Я… я… – проговорил Инхьенг между всхлипами, – сдаюсь. Пожалуйста. Он… он ушел.

– Я знаю, – сказал Джедао безжизненным голосом. Он понимал, что, в конце концов, этот момент наступит. – Теперь ты свободен.

Он не отпускал, чтобы Инхьенг не совершил какую-нибудь глупость. У него бы ничего не вышло, но мало ли… Все, что случилось сегодня, было из ряда вон выходящим. У него хорошие рефлексы, но лучше не рисковать.

– Связь, – сказал Джедао. – Коммандер Талау. Передайте мои извинения генерал-протектору Инессер и транслируйте нулевое знамя. Я предлагаю свою капитуляцию. И раз вы этим занимаетесь, взорвите оставшиеся гребаные отделители в знак моей доброй воли. Способ выбирайте сами, я возражать не буду.

Талау не стали тратить время на расспросы и сразу же приступили к делу. Дханнет, однако, по понятным причинам, озирался вокруг диким взглядом.

– Мы твои Кел, – сказал он. – Они уязвимы. Ты можешь победить Инессер. Ты сражался за нас. Позволь нам сражаться за тебя.

– Не будь идиотом, – сказал Джедао более резко, чем намеревался. – Смысл был в том, чтобы вернуть всех вас к вашему народу. К истинным Кел. Мне все равно, что со мной сделают.

– Сэр, капитуляция по правилам должна быть более…

– К черту правила, – сказал Джедао. Инхьенг издал горлом звук, который можно было принять за смех. – Кроме того, у коммандера уже все под контролем.

– Ну-ну, – сказал Инхьенг с изысканным акцентом, который Джедао так хорошо знал. – Столько планов – и Куджен, в конце концов, облажался. – Похоже, ему было все равно, что эти слова кто-то слышит. – Создал идеального генерала, идеальное орудие – и уничтожил себя, наделив орудие душой.

– Я не верю в души, – сказал Джедао.

– Я тоже, – ответил Инхьенг, сбивая его с толку. – Кстати, как тебе это удалось? Мы так старательно избегали оружия, которое могло причинить ему боль. Формации мотов не должны были…

– Ты смотрел на долбаные моты, – сказал Джедао. Куджен был Нирай, и он был уверен, что Инхьенг тоже. – В следующий раз смотри на долбаных людей.

Инхьенг напрягся.

– Пехота. Я должен был понять, что эти места высадки не имели смысла… если бы Инессер была твоей настоящей целью.

Джедао ничего не ответил.

Инхьенг снова рассмеялся.

– Если ты еще сильнее надавишь на этот сустав, то сломаешь его.