Возрождение земли - [45]

Той же ночью я спросонья услышал его отчаянный крик:

— Мона! Мона, подожди!

Когда я проснулся, уже наступил день, и желтый солнечный луч пригрелся в пустом кресле Кейси.

16

Я окликнул Кейси — ответа не последовало. Ушел, даже не заперев за собой дверь. Я спустился с космолета, но не обнаружил и следа. Горячее утреннее солнце стояло уже высоко на востоке, освещая окружающую нас равнину. На мшанике не отпечатывались следы. Ни звука, ни дуновения ветерка не исходило из золотисто-багряного леса на западе. И никаких золотых шаров в небе.

Раздумывая, что же мне теперь предпринять, я вернулся на корабль, поискал среди припасов что-нибудь съестное и понял, что не голоден. Меня мучили вопросы. Куда делся Кейси? Быть может, он ушел в полузабытьи, в бреду, навеянном ядовитыми шипами или каким-то чужеродным вирусом, занесенным вампиром? Может, то лихорадочное состояние увлекло его в лес на поиски Моны? Я терялся в догадках, но разобраться во всем было необходимо.

Для начала я связался со станцией и рассказал о нашем приземлении и о том, что Кейси исчез. Я надеялся все-таки, что роботы ведут запись. Оружия у меня не было — Дефорт не завез на Луну боевого арсенала, и все же эйфория, вызванная песнью леса, еще не развеялась окончательно.

Я покинул космолет и направился к лесу, вооружившись только биноклем. Лес оказался просторным и чистым — так бывает в парке. Почву устилал все тот же голубовато-зеленый мох. Деревья стояли на порядочном расстоянии друг от друга, а под ними — ни опавших листьев, ни даже мелких веточек. Я подходил все ближе, а деревья устремлялись все дальше и дальше ввысь. Даже в сравнении с порослью на окраине леса наш космолет казался детской игрушкой. Я все шел вперед, и казалось, что деревья уходят в самую бесконечность неба. Удивляло, что почва чиста, и лишь однажды я наткнулся на опавший лист — рыжевато-медное полотно размером с одеяло, будто натянутое на раму воздушного змея.

Я пытался уловить хоть звук, который бы выдал присутствие Кейси, но вокруг стояла тишина, словно лес замер и с тревогой наблюдал за мной, ждал, и все вокруг дышало жизнью. А может, мне это только казалось. Я прокричал разок, и мой голос отозвался эхом, отражаясь от уходящих в небо стволов, порождая настолько слабые и призрачные звуки, что повторить попытку я не осмелился.

Я шел все дальше, как вдруг раздался приглушенный шлепок, и я обнаружил упавший к моим ногам плод. Я поднял его — ярко-розовый пузырь грушевидной формы, довольно увесистый. Он сминался в руке, будто наполненный жидкостью. Интересно, съедобен или ядовит, как те африканские колючки? Я взвесил его в руке, прикидывая свои шансы: нас забросило сюда навсегда, здесь предстоит провести остаток своих дней, а меж тем припасы в продовольственном отсеке подходят к концу. Придется рискнуть, к тому же необычный аромат плода пробудил во мне зверский аппетит.

Тонкий конец пузыря заканчивался чем-то вроде сосочка. Я сжал его, и на поверхности показались ароматные винно-красные капельки. Я сцедил их в ладонь и понюхал. Потекли слюнки. Лизнул немного. Солоноватый вкус, чуть приторный, а в общем, пойдет. Я пил из сосочка, пока пузырь не сделался совсем плоским.

Голод я утолил. Но тут же задался вопросом ботанического толка. В прежние времена плоды представляли собой семена, покрытые мякотью, которая приманивала передвигающиеся формы жизни. Те поедали их и распространяли таким образом. Но этот пузырь превратился в плоский мешочек, совершенно пустой. В чем же тогда состоит его биологическая функция?

Впереди лес казался еще более темным и странным. Массивные стволы цвета потемневшей от времени бронзы возвышались подобно колоннам непомерно большого храма. Ветви простирались на такой высоте, что мне приходилось запрокидывать голову, чтобы увидеть их. Частое сплетение ветвей закрывало солнечный свет, и я оказался в густом сумраке. Я прошел совсем немного, как вдруг ощутил, что вторгаюсь в некое священное место, куда мне не велено ступать.

Я развернулся и побрел на север вдоль кромки леса, стараясь не упускать из виду солнечный свет. Должно быть, я прошел километра два или три, когда вновь услышал какое-то пение. Казалось, голос исходит из самих вершин. Сначала впереди, очень далеко, потом все ближе, громче, и вот пение раздалось над самой головой. Переливчатая трель звучала так живо и энергично, что я невольно стал подстраивать шаг, повинуясь ее ритму.

Интересно, то, что издает эти звуки, знает о моем присутствии?

На мгновение мне показалось, что знает, но музыка не утихла и тогда, когда я остановился и замер на месте. Может, чудесное пение предназначено не мне, а Кейси? Внезапно, совершенно не находя тому разумного объяснения, я проникся уверенностью, что это действительно так. Я стоял и размышлял, пока мелодия не смолкла. На мгновение наступила полная тишина, и вдруг раздался пронзительный звук, будто какое-то создание вскрикнуло от боли. Потом он перешел в долгое стенание, которое, казалось, исходило отовсюду. Свет в вершинах деревьев померк, словно его заслонила внезапно упавшая тень, хотя облаков я не приметил.