Возрождение - [4]

– Ты не спишь? – спросила женщина еле слышно.

– А ты почему не спишь? – ответил вопросом Романов.

– Их было трое, и ты всех убил.

– Я ненавижу убивать, даже плохих людей, – хмуро отозвался мужчина. – Сначала нравилось, но потом это стало получаться слишком легко. Но оставлять такую плесень в живых – уж точно никуда не годится…

– А кто ты все-таки? – Голос Есении был равнодушно-напряженным.

– Какая тебе разница?

– Я боюсь одна, – сказала Есения. – Я очень боюсь одна. Я до такой степени избоялась за этот год, что уже не знаю, как это – не бояться. Больше всего боюсь, что умру от какой-нибудь болезни или еще что-то случится, и Сеня останется один.

– Не останется, – ответил Романов, глядя в потолок.

Женщина вздохнула:

– Ты возьмешь нас с собой?

– Тебя – если хочешь. А его возьму в любом случае.

– А куда? – напряглась еще сильней и продолжала допытываться женщина.

– Послушай, если бы я был убийца, насильник или людоед, вас бы уже не было, – откликнулся Романов.

– Может быть, тебе выгодно, чтобы мы шли сами, куда тебе нужно, – рассудительно ответила женщина.

Романов хмыкнул – в этом была логика. Подтянул к себе трофейный «АКС-74», стараясь не лязгать, передал женщине:

– На. Он заряжен, еще патроны дам утром. Умеешь пользоваться?

– Кто ты? – повторила Есения, беря оружие. – Умею, но кто ты?

– Я не одиночка, – ответил Романов, привставая на локте. Волосы женщины падали ей на лицо и грудь – видно, что она старалась более-менее ухаживать за ними. – И я не из банды.

– А что от нас будет нужно? – Она положила автомат рядом, на ружье.

– Работать, – пояснил Романов. – Где прикажут. Может, и по бухгалтерской части, не знаю, я… в общем, это не мое дело. Это не рабство, у нас все работают. Мальчишка будет ходить в школу и тоже работать по мере сил. Ну и жилье будет. Не хибара, хороший дом.

Женщина покачала головой:

– Не верю. Это сказка. Такого не бывает.

Романов перегнулся через спящего ребенка, запустил пальцы в ее волосы и накрыл губами ее губы…

– Веришь? – тяжело дыша, спросил он через минуту, не меньше, чуть отстранившись. Глаза женщины зло блестели, она подняла отталкивающим жестом руку… но вместо толчка или удара обхватила шею мужчины, притягивая его к себе.

– Не верю, – выдохнула она, ловя солоноватыми губами губы Николая. – Не… мхх…

– Погоди, – сказал Романов еще через минуту. – Постой, пацана испугаем. Иди сюда, ну, быстро иди сюда…

Она начала отбиваться молча и яростно, шипя, как кошка, только матом. В какой-то момент разодрала Николаю щеку… и вдруг вцепилась в него уже по-другому, как будто больше всего на свете боялась, что мужчина растворится в ее руках…

…Он проснулся, потому что – по ощущению – настало утро. Хотя когда Романов отогнул край одеял, то, конечно, увидел всего лишь полутьму, а по лицу резануло холодом. Он поспешил выбраться наружу и запахнуть одеяла. Постоял, прислушиваясь и вглядываясь. Подумал, что его, конечно, уже ищут, и ощутил что-то вроде раскаянья. Посмотрел на спящих под одеялами спасенных и тихо, бесшумно, вышел из комнаты.

Конь, привязанный под лестницей, приветствовал хозяина вполне бодрым пофыркиваньем. Романов задержался, разложил на выступе стены несколько брикетов корма из сумки, которыми животное немедленно захрустело. Постоял в коридоре, продолжая прислушиваться и присматриваться. Снег перестал идти, но понизу все равно мело, неугомонный ветер крутил поземку-пургу, врывался во двор… Было холодно, но все-таки чуть посветлело, он вышел наружу, прошел по двору и вдоль стен. Никого нигде. Вчерашние трупы уже занесло. На востоке тучи были подсвечены угрюмым багрянцем, казалось, они там шевелятся. Потом на их фоне взлетела бесшумно и рассыпалась на три медленно падающих красных звездочки ракета, и Романов понял, уже с настоящим раскаяньем, что его и правда ищут, причем вовсю. И заторопился обратно в дом.

Мальчишка Сенька, оказывается, уже проснулся. Он стоял на половине лестницы, опасливо и в то же время с интересом рассматривал коня – тот поел и теперь дремал, опустив голову. Романов подошел, встал чуть пониже – чтобы глаза мальчишки оказались на одном уровне с его глазами.

– Поедешь со мной? – предложил он прямо.

Ему хотелось, чтобы Сенька согласился не просто так, а с искренним желанием. Мальчик опасливо поднялся на ступеньку.

– А мама? – спросил он тихо.

Николай кивнул наверх. Сенька обернулся. Есения – с автоматом на груди, ружьем за плечами и одеяльными свертками в руках – спускалась по лестнице…

…Скачущих тяжелым галопом всадников было пятеро, под ярким даже в сумраке флагом с синей сваргой. Казалось, они плывут над поземкой. Впереди скакал Юрзин, Романов его узнал – встревоженный, видно сразу. И видно было, что ему хочется обругать Романова с ходу и покрепче.

– Кто это? – Есения позади Романова вздрогнула, Сенька, сидевший впереди, в надежном кольце мужских рук, тоже сжался.

– Это свои, – досадливо ответил Романов. И остановил коня, который поприветствовал скачущих ржанием.

Юрзин подскакал первым. Быстро посмотрел на «пассажиров» и ограничился только тем, что сказал со вздохом:

– Твое величество… – но это как раз и прозвучало как ругательство, и неслабое.