Возрождение - [2]

Не думай об этом. Говорю я себе. Это не по−настоящему.

Все−таки по−настоящему, потому что я знаю этот голос. Помню.

Кто−то толкает меня, и я спотыкаюсь. Колесики чемодана почти проехались по ногам. Игнорируя боль, хватаюсь за обрывок воспоминания, отчаиваясь узнать большее, но больше ничего не слышу. София ли я? Имя по−прежнему мне не подходит, но человек, который говорил, определенно знал меня. Это ясно, как квадратный корень 168. Так что, я должна быть ею, хоть таковой и не являюсь.

Снова проживаю этот ночной кошмар. Я забыла, кем являюсь. И даже не знаю, в какую игру уже втянута.

Уходи.

Вешаю рюкзак Софии – свой? – на плечо и направляюсь к менее занятому уголку. Я нахожусь на станции, это более чем очевидно. Здание большое и бежевое, с высоким потолком, высокими окнами вдоль одной стены и множеством столов и палаток с едой. Южная станция, наконец, читаю на одном из многих знаков. Южная станция, но где именно?

Придерживаясь периметра, удаляюсь от фудкорта в поисках разгадки. Здесь есть гигантский знак, рекламирующий виски, и другой знак для биотерапии, ускоряющей метаболизм – «Диета – это двадцатый век. Измени свое тело, а не свое питание. Поговори с доктором сегодня». Над эскалаторами еще больше знаков, направляющих к неизвестным станциям: Красная линия, Серебряная линия.

Как насчет жизненной линии? Я могла бы воспользоваться чьей−нибудь помощью.

Не доверяй никому.

Правильно, двигайся дальше. Всегда ли я была таким параноиком?

Сувенирная лавка на другой стороне от эскалаторов продает легкие спортивные свитера и кепки с надписью Бостон. Это должно быть место, где я нахожусь. Как попала сюда − это другой логичный вопрос.

Уходи. Уходи. УХОДИ.

Я сжимаю руки в кулаки. Не могу. Не знаю, куда мне идти.

Плетясь через лабиринт столов, решаю купить попить и немного еды. Трудно думать, когда ты голодна, так что пока присяду и соберусь с мыслями. Я сбита с толку вот и все. Действительно, сбита с толку, словно перекачана наркотиками. За исключением того, что никогда, на самом деле, не принимала наркотики.

По крайней мере, я думаю, что никогда не принимала наркотики. Откуда я могу знать? Почему так уверена? Черт, это вероятно знак, что я принимаю наркотики.

Вопрос и замешательство пульсируют в мозгу, прямо позади глаз, и я прижимаю ладонь ко лбу. Не знаю, что наркоманы предпринимают, чтобы протрезветь, но алкоголики пьют кофе. Возможно, это сработает со мной.

Так что дополнительный вопрос: люблю ли я кофе?

С безопасного расстояния, наблюдаю за людьми, приближающимися к прилавку и за их последовательностью. Не особо помню, как это делается. Да и не должна, учитывая, что помню ничего другого. В конце концов, когда я уже уверена, что справлюсь, присоединяюсь к очереди.

− Сливки и сахар? – спрашивает парень за прилавком.

− Эм, – очередь передвигается в раздражении – Нет.

Продвигаюсь мимо пары южноамериканцев и ухожу с бубликом и своим напитком. Он горячий, горький и я гримасничаю. Возможно, все же я не люблю кофе.

Или, может, люблю. Меняю мнение минутой позже, после того, как добавляю молоко и сахар. Хорошо мозг, сделай заметку насчет этого. Или еще лучше, просто работай должным образом. Как я знаю, что такое бублик и кофе, но не знаю, люблю ли их? Как знаю, что не принимаю наркотики, когда веду себя, словно наоборот? Нелогичность этого беспокоит, словно зуд, который нельзя почесать.

Я обдумываю поискать больницу, но жужжание в голове говорит, что это ужасно плохая, абсолютно ужасающая идея. Покоряясь своей паранойе, отпускаю эту мысль и ищу место, чтобы присесть.

Над некоторыми прилавками есть балкон, так что продвигаюсь в этом направлении. Они выше земли, это важно. Но есть ли там ступеньки выше? Это тоже важно. Мне нужен маршрут выхода.

Хотелось бы только знать зачем.

Только несколько человек сидят то тут, то там, так что большинство столов пусты. Осматриваю пожилую пару, парня с наушниками, который горбится над своим ноутбуком и несколько рабочих на перерыве. Ниже люди с едой все еще ищут место, чтобы сесть. Некоторые из них сдаются и садятся на пол. Такое ощущение, что большинство из них настолько глупые, что даже не могут оглянуться вокруг.

Я всегда оглядываюсь. Это то, в чем я более чем уверена.

«Хороший шпион всегда наблюдателен. Он знает, что его окружает. Твое окружение — это камуфляж и хороший арсенал».

Это женский голос, который слышу в своей голове, но он не такой же, как предыдущий. Тот голос был молодой и делал меня счастливой. Этот голос глубокий и резкий. Этот заставляет мускулы напрячься. Не знаю, кто говорит, но совет звучит так, будто я слышала его уже миллион раз.

Что ж, если вникать в детали, то четыреста семьдесят один раз. Но кто считает?

Снаружи, люди спешат вдоль тротуара мрачной, серой улицы. Все пустынное, холодное и скользкое, с наполовину растаявшим снегом. Зимняя рвота. Это не тот вид, на который хочется отвлекаться, поэтому занимаю столик у балкона и наблюдаю за прилавками с едой и путешественниками, передвигающимися там. Так я смогу увидеть каждого, с какой бы стороны он ни подошел. Узнаю ли я тех, кого жду. Кажется, нет.