Возрождение - [15]

– Не уверена. У них есть песня, которая звучит примерно так? – и напеваю какую−то мелодию, которая пришла в голову минуту назад.

Лицо Кайла оживляется в то время, как он снимает крышку со своего стаканчика кофе и отмахивается от пара.

– Да, это их песня. Ты помнишь какую−нибудь песню, которая была на танцах прошлым вечером?

Потягивая свой кофе, гримасничаю и добавляю больше сахара.

– Лучше спроси, помню ли я танцы прошлым вечером. И нет, не помню.

Выражение надежды спадает с лица Кайла. Теперь я чувствую себя виноватой. Мы были на танцах вместе? Нам было весело? Я хочу знать. Хочу верить, что так и было.

Пробегаюсь пальцами по краю чашки.

– Возможно, если бы ты рассказал мне больше, это могло бы помочь. Расскажи о танцах и наших занятиях.

Расскажи мне обо мне. Эту часть я так и решаюсь произнести. Хоть я и доверяю Кайлу, не имея на то причин, но отказываюсь позволить узнать о том, как много себя я потеряла.

«Никогда не показывай слабость. Слабости – единственное, что нужно выражать в продуманном решении, когда пытаешься достичь цели. Используй фальшивую слабость, чтобы манипулировать другими. Не позволяй другим людям использовать твои настоящие слабости, чтобы манипулировать тобой.»

Снова голос этой женщины. Он режет уши. Или, ладно, мой мозг, поскольку она – это воспоминание. Но в том, что она говорит, есть смысл.

Уязвимость опасна. Я должна скрывать то, что могу. Даже если Кайлу можно доверять, паранойя все еще остается.

Они идут.

Уже знаю. Я встретила их. Прими это, мозг.

Кажется, Кайл что−то обдумывает, задумчиво попивая кофе.

– Много чего я мог бы тебе рассказать. Возможно, будет иметь больше смысла, если ты расскажешь, что именно помнишь. Тогда я смогу заполнить пропуски.

Проблема: пробелов много. И те части, что я помню, не то, чем думаю, я должна поделиться. Но верно. Я не позволю этому произойти. Слабость – это плохо. Миссия была секретом. Понятно.

– Хорошо, возвращаемся назад. Эм, танцы, – закрываю глаза, умоляя свой разум высвободить больше воспоминаний.

Наконец одно приходит с силой урагана.

**************************************************************

Девять тянет меня в уборную.

– Думаю, нам следует снова заняться макияжем.

– Ты шутишь? Мы провели последние полчаса, разукрашивая мое лицо в различные оттенки… – снова просматриваю коробочки в ее руках – Пустынный Персик, Городские Сумерки... Кто придумывал эти названия?

– Я тебя умоляю. Кого это волнует? – тянет она, хлопая своими накрашенными ресницами.

Под потолком мерцает одна из флуоресцентных ламп. Предполагалось, что обслуживание должно было исправить эту проблему прошлым вечером, как так вышло, что лампа все еще мигает? У меня начинает дёргаться глаз. Или это макияж во всем виноват?

– Ты оставишь меня завтра на неопределенное количество времени, – продолжает ныть Девять. – Тебя выбрали для ДВИЖЕНИЯ.

Девять не пытается скрыть свою зависть. Именно по этой причине ее и не выбрали. Она желает всего и сразу, из−за чего является не очень надежным товарищем. Я сказала ей это ради всего хорошего, что было между нами.

Как по мне, ДВИЖЕНИЕ – это нечто, вызывающее смешанные чувства. Живот завязывается узлом при одной только мысли об этом. Но я готова. И готовилась неделями. Мне доверились. Но все же тихонько психую, хотя и не хочу этого показывать. Показать – значит проявить слабину.

На самом деле, испытывать чувства – это и есть слабость.

Протягиваю палетки обратно.

– Я не стану пачкать себя этим. Тонны косметики на лице действуют на меня раздражающе. Даже если я просто прикоснусь к лицу, то макияж смажется. Оно мне не надо.

Девять закатывает глаза от таких слов.

– Думай об этом как о камуфляже. Множество девушек из колледжа накладывают его. Думаю, мы должны быть уверены, что ты вольешься в общество. Мы разные, Семь. Просто я хочу быть уверенной, что ты надерешь всем задницы.

Мы разные. Да, спасибо за напоминание.

Но я все же улыбаюсь. Девять и я не во всем соглашаемся, но для меня она самая близкая подруга.

– Знаю. Я тоже. Но не думаю, что моя способность наносить действительно убийственный макияж будет решающим фактором.

– Ты удивишься. Надо быть готовой ко всему, – Девять отодвигается от двери уборной, которую еще недавно заперла. – Ну, ладно. Тебе нужно хорошо выспаться.

– Думаешь?

Она открывает дверь и проходит вниз по однообразному серому коридору, размахивая бедрами, словно при этом слышит музыку, которую не слышу я. Удивленная, пытаюсь спросить, в чем же дело, когда она открывает дверь в конце коридора.

Я ахаю. Весь наш отряд, все двенадцать, заполняют женское общежитие. Голубая и фиолетовая крепированная бумага покрывает когда−то обычные голые стены и окна. Шесть кроватей отодвинуты в сторону, создавая пространство в центре. Для разнообразия, комната чувствуется теплой и оживленной.

– Сюрприз! – выкрикивают люди хором.

Прикрываю рот руками, смеясь.

– Крепированная бумага? Серьезно? Где вы достали ее? Что вы делаете?

Шесть игриво толкает Девять в плечо.

– Хороший вопрос. Где ты была? У нас не хватило времени закончить с декорациями.

Девять тычет в меня:

– Не смогла больше удерживать ее. Знаешь, подружка у нас упертая.