Возрождение - [12]

Мадам де Клерте тихонько засмеялась и закурила папиросу.

— Близкая вещь, Николай, — сказала она. — Теперь давайте спустимся и посмотрим, кто убит и где именно были взрывы. Знаете, вид действительно интересен, можете мне поверить. Когда два дня тому назад Берта ударила в…, мы бросились к такси, чтобы поехать и посмотреть на это место. Вот уж две недели, как у Корали есть бензин для ее машины, — она лукаво рассмеялась, — господин министр должен же выказать каким-нибудь способом свою благодарность, не правда ли? Корали такая душка! Да! Некоторые разместились с ней — нас была довольно большая компания — и когда мы добрались туда, там старались потушить огонь и выносили трупы. Раз-другой вы должны сопровождать нас в этих поездках — для перемены — хоть что-нибудь.

Перед войной эти женщины не могли бы глядеть на мучения мыши.

Когда, после сигнала «все спокойно», мы спустились в вестибюль, вид был замечателен. Большие стеклянные двери салона взрывом отброшены внутрь, все окна выбиты, а Вандомская площадь — масса обломков; я думаю там не осталось стекла целого.

Но никто не выглядит слишком взволнованным — эти вещи повседневны.

Не знаю, будем ли мы помнить в последующие годы странную беспечность, развившуюся в каждом, или позабудем войну и станем такими же, как были прежде. Кто знает?

Сегодня утром я спросил мисс Шарп:

— Что вы делаете вечером, когда уходите отсюда?

В эту минуту я позабыл, что Морис сказал мне, что она делает бинты. Она взглянула на меня и ее манеры стали ледяными — не понимаю, почему она считает, что я не имею право задавать ей вопросы. Я говорю «взглянула на меня», но я никогда не уверен, что делают ее глаза, так как она никогда не снимает желтых очков. Во всяком случае, последние казались направленными на меня.

— Я делаю бинты.

— Не устаете ли вы до смерти после целого дня работы со мной?

— Я не думала об этом — в бинтах большая необходимость.

Она держала карандаш и блокнот наготове, очевидно не собираясь разговаривать со мной. Этот вид вечного прилежания начинает раздражать меня. Она никогда не суетится и работает все время.

Сегодня за завтраком спрошу Буртона, что он думает о ней. Как я сказал раньше, Буртон знает свет.

— Что вы думаете о моей машинистке, Буртон?

Он ставил передо мной блюдо с суррогатом еды — сегодня не мясной день. Мой одноногий повар — настоящий артист, но считает меня дураком потому, что я не позволяю ему мошенничать, хотя наша общая нужда в ногах создала между нами дружеские отношения.

— А ведь имея брата торговца, я мог бы доставать для мсье цыплят и все, что ему только было бы угодно, — жалуется он каждую неделю.

— Гм! — прокаркал Буртон.

Я повторил вопрос.

— Молодая лэди работает очень аккуратно.

— Да. Совершенно верно, — род машины.

— Она заслуживает своих денег, сэр Николай.

— Конечно, заслуживает, я знаю все это. Но что вы о ней думаете?

— Прошу прощения, сэр Николай… я не понимаю…

Я почувствовал раздражение.

— Конечно, понимаете. Я хочу сказать, что она за существо?

— Молодая лэди не болтает, сэр, она не ведет себя, как другие девушки.

— Значит, вы одобряете ее, Буртон?

— Она здесь только две недели, сэр Николай, за это время нельзя сказать… — и это было все, что я смог выжать из него, но я чувствую, что, когда он вынесет свой приговор, он будет благоприятен.

Незначительная маленькая мисс Шарп.

Что мне делать с моим днем? вот в чем вопрос, моим никчемушным бесполезным, праздным днем? У меня нет больше вдохновения для моей книги, а, кроме того, мисс Шарп должна переписать длинную главу, которую я продиктовал ей вчера. Хотел бы я знать, знает ли она действительно что-нибудь о старинной английской мебели? Она никогда не делает никаких замечаний.

Последние дни ее руки очень красны. Краснеют ли руки от изготовления бинтов?

Мне хочется знать, какого цвета ее глаза. Нельзя ничего сказать, благодаря этим темно-желтым очкам.

Сюзетта пришла как раз, когда я писал это; она редко заходит после завтрака. В открытую дверь она заметила пишущую на машинке мисс Шарп.

— Вот так штука! — бросила она мне. — С каких пор?

— Я пишу книгу, Сюзетта.

— Я должна посмотреть на ее лицо, — и не дожидаясь позволения, бросилась в маленькую гостиную.

Я мог расслышать ее резкий голосок, просивший мисс Шарп быть столь любезной и дать ей конверт — она должна написать адрес. Я наблюдал — мисс Шарп дала ей конверт и продолжала работать.

Сюзетта вернулась и спокойно закрыла за собой дверь.

— Уф! — заявила она мне, — здесь нечего беспокоиться. Англичанка и не аппетитная, это не «ложная худоба», как у нас, она тонка как шпилька. Ничего для тебя, Николай, и, мой Бог! судя по ее рукам, она стирает на всю семью. Я знаю, мои выглядят так же после того, как я проведу на морском берегу свои две недели.

— Ты думаешь это стирка? — Я недоумевал…

— Снимает ли она свои очки когда-нибудь, Николай?

— Нет, может быть у нее слабые светлые глаза. Никогда нельзя сказать.

Сюзетта все же не была вполне спокойна насчет этого. Я был доведен почти до того, чтобы попросить мисс Шарп снять очки, чтобы успокоить ее.

Женщины ревнуют даже одноногих полуслепых мужчин. Мне было бы приятно спросить моего повара, выпадает ли и ему на долю подобное беспокойство, но… О, я хотел бы, чтобы что-нибудь имело значение.