Возраст дождя - [5]

Филипп сделал еще сотню шагов и очутился наконец на круглой площади, прорубленной в скалу глубже, нежели дорога. Площадь находилась за поворотом и вынырнула неожиданно.

Будто мановением волшебства Филипп очутился в совершенно ином мире. Здесь было полно народу, раздавался праздничный шум, люди толкались, болтали, ссорились, смеялись, размахивали какими-то длинными тонкими дощечками. Некоторые даже били этими дощечками друг друга по головам.

В первое мгновение Филипп застыл, глубоко пораженный зрелищем, которое открылось его взору. Никогда прежде не встречал он подобных людей. Они были невысоки ростом, плотные, чтобы не сказать толстые, с круглыми мясистыми лицами. Но удивительнее всего показались Филиппу их глаза — выпуклые, как у некоторых видов рыб, раздвинутые к вискам. При этом жители спирального города меньше всего походили на рыб. По правде говоря, они ни на что не были похожи из всего, увиденного Филиппом за его жизнь.

Филипп всмотрелся в них повнимательнее — как они жестикулируют, ругаются, хохочут, проводят по длинным тонким зубам дрожащим от смеха языком, как они вращают глазами и взмахивают розоватыми ресницами, очень длинными и пушистыми, — и нашел их красивыми. По крайней мере, он испытал к ним симпатию.

Ему непонятно было, что происходит на площади, но он догадывался: это нечто вроде праздника. Может быть, день урожая, а может — казнь главного злодея, который грабил простых людей и покушался на жизнь прекрасной королевы.

Он понял это по тому, как возбужденно гудела толпа.

Присмотревшись внимательнее, Филипп увидел в самом центре площади возвышение, а на нем — человека в ярко-красных с золотом одеждах. На голове у этого человека красовался убор в виде гигантского черного банта с перьями и самоцветами; вдоль висков у него свисали ленты, а ресницы были выкрашены золотой краской. У ног этого разодетого человека сидело несколько других с пачками дощечек в руках.

Филипп начал проталкиваться к помосту, чтобы получше рассмотреть разодетого вельможу — владыку урожая, а может быть, осужденного.

Сначала местные жители, слишком занятые праздником, не обращали внимания на Филиппа, но затем он, очевидно, начал им досаждать своей настойчивостью. Сперва один, потом другой толкнул Филиппа. В ответ Филипп весело улыбался и кивал в знак извинения.

Толчки и тычки становились все злее, все больнее. Никто ничего не говорил, мелькали локти, а потом и кулаки. Наконец кто-то огрел Филиппа дощечкой по голове. Другой ударил его по плечу. Острый край дощечки рассадил Филиппу кожу на виске, так что он сразу перестал улыбаться и вскрикнул от боли.

Еще несколько человек окружили его в толпе. Филипп ощутил их враждебность, и вдруг ему стало страшно.

Он не понимал, почему они ополчились на него, а они молча били его по ребрам — втихую, так, чтобы человек на помосте не разглядел возникшей в толпе драки.

Филипп с силой оттолкнул ближайшего к нему человека и бросился прочь, нырнув прямо в кипящее многолюдье. Толпа смыкалась вокруг него, пинала его, сжимала и сдавливала, а он отчаянно бил локтями и без устали наступал на чужие ноги.

Ему казалось, что он уже вырвался на край площади, туда, где дорога безлюдна, но тут его настигли трое местных. Эти были одеты хуже остальных — в рубахи из грубого полотна и широкие, подвернутые до колен штаны. В руках у них имелись уже не дощечки, а самые настоящие дубины.

Филипп отступил на несколько шагов.

Он думал, что эти трое сейчас набросятся на него и попытаются убить, но один из них выступил вперед и заговорил:

— Значит, плоскоглазые действительно существуют.

Он произнес это до крайности задумчиво, что странно противоречило его воинственному виду и простой одежде. Готовые сорваться в драку люди не бывают такими задумчивыми, а простая одежда вовсе не располагает к беседам на отвлеченные темы, напротив — склоняет к темам элементарным и практическим.

Филипп коснулся ладонью своего разбитого лица и ответил ему:

— Да. Я существую.

— Но тебя не должно быть, — настаивал человек с дубинкой.

Двое его товарищей закивали головами.

— Я есть, — повторил Филипп. — Вы поэтому напали на меня?

— Мы на тебя еще не напали, — указал человек с дубинкой. — Когда это произойдет, тебя больше здесь не будет.

Филипп молчал.

— Ты нарушил, — добавил второй человек с дубинкой, подходя ближе.

— Что я нарушил? — спросил Филипп, недоумевая. Он даже огляделся по сторонам, но ничего предосудительного в своем поведении так и не обнаружил.

— Правильный порядок, — ответил этот человек и начертил в воздухе пальцем спираль. — Раз в месяц Великий Лагоник спускается к нам, на нижние ярусы, и каждый имеет право подать ему жалобу или просьбу. Они записаны на священных дощечках. Но следует соблюдать правильный порядок, иначе все будет лишено смысла.

И он повторил движением руки спиральный узор.

Филипп молча обдумывал услышанное. Очевидно, выпученные, расходящиеся к вискам глаза местных жителей обусловили окружность как единственно возможную для них форму существования. Они не в состоянии двигаться иначе, как по кругу. Спираль, размыкающая круг и позволяющая подниматься, опускаться или продвигаться вперед, для них священна. Пробираясь сквозь толпу поперек спирали, Филипп, сам того не желая, попирал основополагающий принцип здешнего бытия.