Возраст - [21]

В постсоветскую эпоху культ молодости наполнился новым морально-политическим содержанием. Либера-лы постоянно рассказывали друг другу притчу про Моисея, который в ходе блуждания по пустыне переморил большинство своих последователей, так что выжили только самые молодые и сильные. Эта история должна была оправдать и объяснить многолетнюю неспособность пришедших к власти либеральных экономистов и политиков (в прямом и переносном смысле - детей советской номенклатуры) вывести доверенный им народ из пустыни социальной катастрофы, куда он забрел сразу же после крушения СССР.

Принимающий рынок молодой человек выступал в качестве позитивного героя пропаганды в противоположность старикам, сожалеющим о советском прошлом. Как и всякая успешная пропаганда, либерализм постсоветского образца мог опереться на определенные социальные факты. Крушение СССР принесло бедствия одним и обогатило других. По мере того как старые порядки сменялись новыми, возникал и спрос на многочисленные новые профессии, позволявшие людям достичь быстрого успеха. Первое постсоветское десятилетие действительно открывало массу возможностей для энергичных молодых людей. Особенно если эти молодые люди были не слишком обременены традиционной моралью, которую реформаторы убрали с дороги, обвинив в безнадежной советскости. На самом деле отрицалась в данном случае отнюдь не только советская версия моральных ценностей, но и сами ценности как таковые. Но это уже детали.

Либеральные правила, номинально провозглашенные, воспринимались скорее в отрицательном смысле, как освобождение от советских жизненных правил.

Стабилизация нового либерального порядка наступила лишь после того, как в 1998 году вместе с крахом рубля исчезла и вера в идеологию, господствовавшую на протяжении предыдущего десятилетия. Российский капитализм нормализовался, а новое поколение, выросшее уже в условиях частной собственности, разительно не соответствовало красивому образу, который воображали идеологи 1990-х, рассказывая про Моисея. Были усвоены правила поведения на рынке, но отнюдь не демократические идеалы. Что вполне естественно, поскольку неразрывная связь между рынком и демократией существует лишь в голове либеральных идеологов.

Между тем игра по правилам обернулась очередным снижением вертикальной мобильности. Игра без правил куда более рискованна, но она дает шанс новичку. Чем более стабилен капитализм, тем ниже шансы прорваться наверх. Карабкаться в индивидуальном порядке можно, иногда даже это приводит к успеху. Но социальный лифт отключен и сдан в металлолом как пережиток вредных социалистических экспериментов.

Ситуацию усугубил нынешний кризис. Жизненные перспективы молодого поколения резко меняются - вопрос о том, как быстро подняться наверх, сменяется другим - как удержаться от стремительного падения вниз. Культура, связывающая молодость с богатством и успехом, теряет привлекательность, а ее обещания выглядят заведомым обманом и издевательством. «Гламур» постепенно становится ругательным словом. Бутики привлекают своими витринами, которые очень красиво разбиваются, если бросить в них кирпич. Дорогие машины особенно интересны тем, что долго и хорошо горят.

Массами овладевают обида и гнев.

Сугубо внешним, но весьма точным показателем изменения стиля оказывается новая мода, распространяющаяся среди молодежи на Западе. Одежда вновь становится подчеркнуто скромной, пестрота и разноцветье нередко воспринимается как дурной вкус. Чем радикальнее политические взгляды, тем больше доминируют цвета ночи. Добровольное однообразие тысяч темных свитеров, курток и шарфов производит угрожающее впечатление на демонстрациях анархистов «Черного блока», неизменно заканчивающихся разгромом модных бутиков.

Изменившееся время требует новой культуры и идеологии. Поколение 2010-х годов начинает формироваться уже сегодня. Либеральные идеи вряд ли окажутся для него привлекательными. Вопрос лишь в том, кого в этом поколении окажется больше - левых или фашистов.

Дмитрий Быков Странная жизнь Вениамина Кнопкина

Возраст, я и «Бенджамин Баттон»

I.

Возраст - иллюзия, и поговорить о нем мне хотелось именно в связи с «Бенджамином Баттоном», так досадно пролетевшим мимо главных «Оскаров». Был шанс, что академики все-таки признают эту неровную и чудесную картину, но они поступили проще, лишний раз доказав, что выход из кризиса может осуществляться как через усложнение, так и через упрощение, и второе соблазнительнее. Они дали «Оскара» детскому, индийскому «Миллионеру из трущоб», бойловской спекулятивной фальшивке, не лишенной обаяния, но пустой, как сухая тыква. Между тем «Баттон» - глубокая и умная, хоть провисающая местами картина; речь там идет не только и не столько о дряхлении Запада (хотя дряхлости в фильме многовато - и на визуальном уровне, и в смысле довольно дряблого ритма). Это еще и довольно точное исследование возраста как феномена или как фикции, если хотите, - потому что жизнь в некотором смысле действительно идет от старости к юности, и шутка Твена, превратившаяся в новеллу Фитцджеральда, не так поверхностна, как кажется. Это все из серии «Если бы молодость знала, если бы старость могла». Человек начинает жить маленьким старичком - все трудно, все приходится делать впервые, отсюда ворчание, брюзжание, детский негативизм, катастрофическое переживание мелочей… Недавно в школе, где я преподаю, была научная конференция - дети представляли свои, как это теперь называется, «проекты», а по-нашему, по-простому, доклады о чем хочется. И вот одна девочка, очень умная, одиннадцатиклассница, делала психологический анализ «Отцов и детей», доказывая, что конфликт подростка с родителями фатален и трагичен. Я не выдержал: Катя, чем отличается подросток от взрослого?! Ведь эти различия иллюзорны, вы уже взрослые! Она ответила стремительно: у вас опыт, а мы еще склонны париться из-за всякой ерунды. Масштабы наших проблем несоизмеримы. Подумавши, я понял, что она права: об этом и у Кушнера были стихи - что взрослый человек не вынес бы страха перед контрольной. Это только ребенку под силу. Сейчас вспомню - с провалами, конечно, но память тем и хороша, что отбирает главное: