Возница - [12]
Юноша уже взялся за ручку двери, но вдруг резко повернулся и подошел к столу.
— Не хочу, чтобы такой человек, как Давид Хольм, приходил сюда, — сказал он, бледнея от волнения. — Ты, сестра Мария, знаешь не хуже меня, каков он. Неужто ты считаешь, что он достоин войти туда? — Он показал на дверь импровизированной гостиной.
— Считаю ли я… — начала она, но он не дал ей договорить.
— Разве ты не знаешь, что он станет лишь издеваться над нами? Начнет хвастаться, что сестра Армии спасения до того влюблена в него, что не может умереть, не простившись с ним.
Сестра Мария бросает на него нетерпеливый взгляд, и рот ее уже было приоткрылся, чтобы резко ответить ему, но она тут же овладевает собой, кусая губы.
— Я не смогу стерпеть, если он станет говорить так о ней после ее смерти! — восклицает Густавссон.
— Разве ты не знаешь, что, сказав эти слова, Давид Хольм был бы прав? — спрашивает сестра Мария серьезно, отчеканивая каждое слово.
Лежащего на полу при этих словах пронизывает внезапное чувство радости, его всего передергивает. Несказанно удивленный, он бросает взгляд на Георга, желая увидеть, заметил ли тот его движение. Возница продолжает стоять неподвижно, но на всякий случай бормочет Давиду Хольму, мол, жаль, что тот не знал этого при жизни. Было бы чем хвастать перед приятелями.
Солдат Армии спасения настолько потрясен словами сестры Марии, что вынужден схватиться за спинку стула. Вся комната идет кругом у него перед глазами.
— Что ты говоришь, сестра Мария? Уж не хочешь ли ты, чтобы я поверил…
Сестру Марию охватывает необычайное душевное волнение. Она с силой сжимает в кулаке носовой платок, слова потоком вырываются у нее изо рта, гневно, торопливо, будто она стремится высказать все, покуда ее не остановит благоразумие:
— А кого ей еще любить? Нас с тобой и других, кого она сумела образумить и обратить на путь истинный? Мы не смогли противостоять ей до конца. Мы не смеялись над ней, не издевались. Из-за нас ей не пришлось испытывать страх и угрызения совести. Ни ты, Густавссон, и ни я не виноваты в том, что она лежит сейчас на смертном одре.
Казалось, этот взрыв чувств успокоил юношу.
— Я не понял, сестра, что вы говорите о любви к грешникам.
— Ты и сейчас меня не понял.
Это твердое убеждение снова заставляет одного из призраков почувствовать неизъяснимую и глубокую радость. Но из страха, что его гнев и яростное желание сопротивляться может улетучиться, он стремится задушить это чувство. Его застали врасплох, он думал, что здесь его ожидают одни лишь нравоучения. Впредь он будет держаться настороже.
Сестра Мария кусает губы, чтобы побороть свое волнение. Кажется, что она поспешно принимает решение.
— Это ничего, что я расскажу тебе все, — продолжает она. — Теперь это ничего не значит, ведь она умирает. Если ты посидишь минутку, то все узнаешь.
Солдат Армии спасения снимает пальто и садится на прежнее место у стола. Он сидит молча, устремив на сестру Марию искренний взгляд своих красивых глаз.
— Сначала я расскажу тебе, Густавссон, что мы с сестрой Эдит делали в канун прошедшего Нового года. Прошлой осенью нашим правлением было решено основать здесь в городе приют, для этого нас и послали сюда. Работы у нас было уйма, но братья и сестры помогали нам, не щадя сил, и в канун Нового года мы уже смогли переехать в этот приют. Кухня и спальни были уже вполне готовы, и мы надеялись, что сможем открыть приют перед Новым годом, но это не получилось, потому что не были готовы стерилизационная печь и прачечная.
Сначала сестре Марии было трудно сдерживать слезы, но чем дольше она рассказывала, тем больше отдалялась от момента настоящего и тем тверже становился ее голос.
— Ты, Густавссон, в то время еще не вступил в Армию спасения, а не то был бы тогда вместе с нами в новогодний вечер. Несколько братьев и сестер пришли к нам, и мы в первый раз угостили их чаем в новом приюте. Ты и представить себе не можешь, как радовалась сестра Эдит, что ей поручили открыть приют здесь, в ее родном городе, где она знала каждого бедняка, знала, чем ему можно помочь. Она ходила и разглядывала одеяла и матрацы, свежевыкрашенные стены и начищенные до блеска кастрюли с такой радостью, что мы не могли не подшучивать над ней. Она, что называется, радовалась, как дитя. А ведь ты знаешь, Густавссон, когда сестра Эдит радуется, рады и все вокруг.
— Аллилуйя! Уж это мне известно! — сказал солдат Армии спасения.
— Она не переставала радоваться, и друзья сидели у нас долго, когда же они ушли, на нее напал неизъяснимый страх перед всеми злыми силами, и она попросила меня молиться с ней о том, чтобы они не одолели нас. Мы опустились на колени и стали молиться за наш приют, за нас самих и за всех тех, кто будет нам помогать. И тут вдруг зазвонил дверной колокольчик. Товарищи наши только что ушли, и мы решили, что это, верно, один из них забыл у нас что-нибудь и вернулся, но на всякий случай пошли к воротам вдвоем. Когда же мы открыли дверь, то увидели, что это вовсе не кто-то из наших друзей, а один из тех, для кого мы основали приют.
Сказать по правде, Густавссон, при виде стоявшего в дверях человека, здоровенного, одетого в лохмотья и до того пьяного, что он еле держался на ногах, меня охватил страх и мне захотелось, сославшись на то, что приют еще не открыт, не пускать его в дом. Но сестра Эдит была рада, что Господь послал ей гостя. Она решила, что Он желал этим показать свое благоволение к нашему труду, и позволила ему войти. Она подала ему ужин, но он стал браниться и заявил, что хочет лишь выспаться. Его впустили в спальню, он швырнул на пол пальто, бросился на койку и минуту спустя заснул.
Задуманная как учебник шведской географии, эта книга вот уже более века находит новых читателей по всему миру среди детей и взрослых. В России давно завоевал популярность сокращенный пересказ волшебной истории о мальчике, отправившемся с гусиной стаей в Лапландию.Полная верcия «Удивительного путешествия Нильса Хольгерссона…» — это новое знакомство с любимыми героями, народные предания и занимательная география.
В саге о пяти поколениях семьи Левеншельдов параллельно развиваются три истории, охватывающие события с 1730 по 1860 год. Представителей этого рода связывает тема преступления и наказания, тайные предсказания и довлеющие над членами семьи проклятия. И противостоять этому может лишь любовь и добрая воля человека, способные победить лицемерие, корысть и зло.Действие первого романа трилогии «Перстень Лёвеншёльдов» происходит в поместье Хедебю, которое старый генерал Лёвеншёльд получает в награду от короля Карла XII за верную службу на войне.
Прочитав сказку, вы узнаете удивительную историю заколдованного мальчика, научитесь понимать язык зверей и птиц, побываете в волшебном путешествии, в котором произошло столько увлекательных приключений!
Несколько поколений семьи Лагерлёф владели Морбаккой, здесь девочка Сельма родилась, пережила тяжелую болезнь, заново научилась ходить. Здесь она слушала бесконечные рассказы бабушки, встречалась с разными, порой замечательными, людьми, наблюдала, как отец и мать строят жизнь свою, усадьбы и ее обитателей, здесь начался христианский путь Лагерлёф. Сельма стала писательницей и всегда была благодарна за это Морбакке. Самая прославленная книга Лагерлёф — “Чудесное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции” — во многом выросла из детских воспоминаний и переживаний Сельмы.
Сельма Лагерлёф (1858–1940) была воистину властительницей дум, примером для многих, одним из самых читаемых в мире писателей и признанным международным литературным авторитетом своего времени. В 1907 году она стала почетным доктором Упсальского университета, а в 1914 ее избрали в Шведскую Академию наук, до нее женщинам такой чести не оказывали. И Нобелевскую премию по литературе «за благородный идеализм и богатство фантазии» она в 1909 году получила тоже первой из женщин.«Записки ребенка» (1930) и «Дневник Сельмы Оттилии Ловисы Лагерлёф» (1932) — продолжение воспоминаний о детстве, начатых повестью «Морбакка» (1922)
Книга шведской писательницы с иллюстрациями шведского художника – редкая удача, ведь на её страницах перед нами возникает в деталях настоящая Швеция, какой её увидел заколдованный мальчишка Нильс со спины своего друга-гуся Мартина. Только истинный швед мог почувствовать язык и настроение своей знаменитой соотечественницы, лауреата Нобелевской премии Сельмы Лагерлёф и передать это в рисунках. Иллюстратор этой книги Ларс Клинтинг (1948–2006) – не только художник, но и автор детских книг. Для среднего школьного возраста.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.