Возможности - [9]

Шрифт
Интервал

Юноша. Но в таком случае, и вас самого однажды смогут вздернуть на дыбе.

Мучитель (пристально смотрит на него). Я жду этого изо дня в день. Конечно, смотрю в оба — никто ведь добровольно не подставит самого себя болезни. К тому же я часто переезжаю с места на место.

Юноша. Для такого ремесла, как ваше, надо обладать истинной верой.

Мучитель. Мне повезло: сначала меня воспитывал верующий человек, а потом человек, порвавший с Богом. Оба они, однако, разделяли ту точку зрения, что жизнь и боль неразрывно связаны между собой. Тут есть трактир? Вечерами я основательно выпиваю.

Юноша. Боюсь, здешняя компания покажется вам скучной, к тому же от здешних жутко воняет. А вы так чистоплотны — и в мыслях, и телесно.

Мучитель. Запомни, когда начнешь карьеру, называй себя не льстецом, а правдолюбцем. Напирай на свою твердость и на резкость своих суждений. И уж затем действуй, как обычно. Тогда сможешь выбраться из этой дыры.


>Встает и уходит. Женщина смотрит на Юношу.


Юноша. Да, знаю. И все сделаю. Сказал же, что сделаю, когда он вернется — пьяный или только подвыпивший, но я это сделаю. Отправляйся наверх и жди. Когда услышишь шум, быстро спускайся. Прихвати швабру и ведро.


>Женщина поднимается наверх. Юноша нервно ходит взад-вперед. Вынимает перочинный нож, открывает его, протирает и снова складывает. Возвращается Мучитель.


Мучитель. Ты был прав. Там насквозь все провоняло.

Юноша. Быстро вы вернулись. Много выпили?

Мучитель. Много. В таких отвратных местах поят отличным пивом.

Юноша. Вы много выпили, но по вам этого не скажешь.

Мучитель. А тебе бы хотелось, чтобы я выглядел иначе?

Юноша. Нет. Просто обычно наши жильцы возвращаются назад на четвереньках.

Мучитель. Значит, им не надо наутро идти на работу.

Юноша. Да, большинству не надо.

Мучитель. А что, старая карга спит?

Юноша. Она поднялась наверх.

Мучитель. Ну и я пойду — под свое зассонное одеяло.

Юноша. Спокойной ночи.

Мучитель. Спокойной ночи.


>Внезапно поворачивается, набрасывается на Юношу и начинает душить его. Юноша кричит. Борются.


Мучитель. Танцуй!

Юноша. Что? Я…

Мучитель. Танцуй!


>Кружит его по комнате, имитируя танец. Танцуя, они задевают стул, он падает.


Юноша. Но я…

Мучитель. Танцуй! Потанцуем!

Юноша. Я задыхаюсь!

Мучитель. В этом дворце гостеприимства!

Юноша. Не могу!

Мучитель. Любовь! Любовь!

Юноша. О!

Мучитель (сжимая его в объятиях). Говори: «Любовь!» (Кружатся по сцене.) О, расскажи мне, что у тебя на сердце.


>Спускается Женщина с шваброй и ведром. Мучитель прекращает танцевать, но по-прежнему держит Юношу в объятиях. Тот в полубессознательном состоянии еле держится на ногах.


Мучитель. Смотри, она пришла, как и я в конце тяжелого рабочего дня, — с шваброй и ведром, чтобы смыть пятна. Я тоже люблю жизнь.


>Пауза. Женщина падает на колени и жестами умоляет его.


Молча! Как это прекрасно! Ее способ. Ее молчание: оно удивительно красноречиво.


>Юноша пытается вырваться из его объятий.


Ш-ш-ш… (Мучитель сильнее сжимает его.) Это — пытка. Несмотря на всю свою ненависть ко мне, сейчас она должна меня умолять.

Юноша. Она меня любит.

Мучитель. Да. И предлагает себя: возьми меня, меня! Ведь тот, кто познал боль, знает куда больше. И все эти страдания — ради тебя. Это наподобие второго рождения.


>Женщина жестами умоляет Мучителя отпустить Юношу, но он продолжает его душить. Наконец, тело Юноши соскальзывает на пол. Мучитель возвращается к столу и садится. Он тяжело дышит. Женщина неподвижна.


Мучитель. О мама! Верь мне, мама: теперь, когда тебе так страшно, я буду твоим сыном. И стану ухаживать за садом. Я остаюсь с тобой.


Она согласна с доводами, но…


Действующие лица

Женщина-инспектор

Посетительница

Мужчина

>В кабинете, за столом — Инспектор. Появляется Посетительница и подходит к столу.


Инспектор. Мы очень рады, что вы смогли прийти.

Посетительница. Это было… (Садится, показывая жестом, что это не стоит упоминания.)

Инспектор. И все же мы рады. (Пауза.) Я вижу, у вас лодыжка обнажена? (Пауза.) Понимаете, о чем я? Понимаете? Ну конечно, вы понимаете. (Пауза.) И глаза у вас подведены…

Посетительница. …тушью.

Инспектор. Вот именно — тушью. Я очень рада, что вы пришли, потому что нам хочется понять — и вам, полагаю, тоже. Очень хочется понять. (Пауза.) Видите ли, ведь подобное, как нам кажется, служит подстрекательством к преступным действиям. Что вы на это скажете? (Пауза.) Как мы считаем, этим вы провоцируете социально опасные элементы. И хотя сами рискуете, но и других ставите в рискованные ситуации. Ваша лодыжка действует как сильный стимулятор, и мне думается, что вы это знаете.

Посетительница. У меня красивые лодыжки.

Инспектор. Красивые? В каком смысле? Ну, в этом как раз я не уверена. Зато уверена — в плохом смысле, ведь их вид стимулирует как раз то самое чувство, которое я имею в виду.

Посетительница. А мне не нравится форма.

Инспектор. Действительно, ее так называют. Но в самом этом слове «форма» уже заключена нежелательная коннотация. Начнем с того, что не надо было ее так называть. К тому же она не удалась. Надо признать, ничего из нее не получилось. Вот девушки и стали зауживать юбки да расстегивать верхние пуговицы намного ниже, чем необходимо, чтобы тело дышало. Поэтому я разделяю ваше недовольство формой. Но причём тут лодыжка? Чего вы добиваетесь?


Рекомендуем почитать
Белое внутри черного, черное внутри белого

И еще одна документальная проза: если дневники Ф. Кельнера дают представление о сумасшествии, постигшем нацистскую Германию, то Лена Син-Лин (1937) описывает безумие на другом конце света: годы «культурной революции» в коммунистическом Китае. «ИЛ» печатает главы из книги ее мемуаров «Белое внутри черного, черное внутри белого».


Два эссе о Шекспире

Французский поэт, прозаик, историк культуры и эссеист Ив Бонфуа (1923) в двух эссе о Шекспире предлагает свое понимание философского смысла «Гамлета», «Короля Лира» и «Макбета». Перевод Марка Гринберга.


Шарль Бодлер

В рубрике «Литературное наследие» — восторженная статья совсем молодого Поля Верлена (1844–1896) «Шарль Бодлер» в переводе с французского Елизаветы Аль-Фарадж.


Два рассказа

Два рассказа польского прозаика, публициста и режиссера Петра Войцеховского (1938). Первый — «Одесса, все пляжи». Беспутный поляк выигрывает в телевикторине поездку в Одессу, где с ним происходит история, очень похожая на правду, как бывает только с талантливо выдуманными историями. Перевод Ксении Старосельской. Сюжет второго рассказа — «Пришли фото, черкни пару слов» — тоже необычный: одинокий пенсионер пытается возобновить знакомство с забытыми и полузабытыми людьми, дававшими ему некогда свои визитки.