Возможно, их зовут иначе… - [16]
— Рассказывал он тебе, что сговорился с бежавшими коммунистами или что сам он коммунист? — добивается начальство.
— Ничего и никогда он мне не говорил, — упорно твердит молодой солдат. — Хоть на куски меня режьте, сеньор…
— Резать тебя мы не будем, а на войну пошлем, — обещает комендант. — Поклянись святой мадонной, что ничего не знал о побеге: — требует он.
По лицу солдата пробегает усмешка: Каскао вовсе не набожен.
— Клянусь, — говорит он.
На всякий случай его все-таки решают подержать в одиночке. Так Каскао, только что охранявший заключенных, сам становится узником Форталезы. Но, несмотря на это, у солдата отличное настроение. Он улыбается.
По очереди вызывают на допрос политических из внутренней тюрьмы. Все они согласно показывают: беглецы заперли их в камерах. Им ничего не было известно, они ничего не слышали и не видели.
И все-таки комендант отправляет их в карцер на разные сроки.
— Пускай поголодают, — говорит он мстительно.
Коменданту очень не по себе: этот побег отразится на его карьере. Как бы его не перевели из этой дыры в другую, еще худшую.
В радиусе четырехсот километров перекрыты все дороги. На шоссе останавливают все проходящие машины. Некоторые, не стесняясь, обыскивают. Уже найдена одна из машин с французским номером, которая стояла на закате у кофейни тетки Марии. Увы, в машине оказалась пара самых почтенных туристов с вполне исправными документами. Зато вторая машина так и не нашлась. Скрылась в неизвестном направлении и «Прилежная кошка». Куда мог укрыться так ярко размалеванный фургон? Где находится его владелец? Полиция до сих пор не может обнаружить.
На всякий случай отправлены инструкции послам в иностранных государствах: может, за границей станет известно о месте нахождения беглецов? И в особенности Большого Себастьяна! На родине Пулидо арестовали всех его близких — мать, сестер, братьев, а заодно переворошили и всю деревню.
Начальство затребовало жандарма Ромеро. Старый идиот, не мог уследить даже за тем, что делалось у него под самым носом! Однако Ромеро глубоко оскорбился: оказывается, он, жандарм, знал о побеге с первых же минут и тотчас же пустился преследовать беглецов. Ему совершенно точно известно: беглецы, разбившись на группы, вооруженные и переодетые, пробрались в столицу. Некоторые из них отправились туда автобусами.
Немедленно были допрошены все шоферы местной линии. Кто-то из шоферов припомнил двух незнакомцев, которые вышли на центральной площади столицы.
В столице начались обыски и аресты. Правитель обрушил на город новую волну террора. Проверяли жителей всех центральных площадей. Дома демократов и тех, кого подозревали в красных симпатиях, были под неусыпным надзором.
«Большой Себастьян», «Большой Себастьян», — без конца повторялось в секретных бумагах, инструкциях и донесениях.
«Большой Себастьян», «Большой Себастьян», — гудели телеграфные провода.
10. КАМАРАДА
А пока гудят провода, в хижине рыбака Франсиско Лопеса, в старой хижине, прилепившейся к скале, как гнездо морской чайки, Педро поддразнивает свою слепую бабку Фернанду:
— Честное слово, бабушка, когда ты сидишь вот так и вяжешь чулок, ты как две капли воды похожа на «Прилежную кошку».
— Гм… «Прилежная кошка», «Прилежная кошка», — бормочет бабушка, опустив к спицам старое лицо с крючковатым носом, — сегодня утром этот парень Антонио два раза прибегал к нам и шептался в пристройке с Карлоттой. А о чем им шептаться? Пускай бы поскорее женились. Были бы у меня правнуки… — Руки старой Фернанды быстро вертят спицы. — Вы все думаете: раз Фернанда старая, раз она слепая — значит она ничего не соображает, ничего не знает, — продолжает она свое бормотанье. — А я все-все знаю…
Она заливается реденьким старушечьим смехом. Педро грудью лежит на столе. Единственная свеча скудно освещает глиняные стены, потемневший от времени стол, склоненную голову мальчика. Глубокие черные тени лежат на полу.
Педро слушает бормотание бабушки и читает газету, одну из тех, что привез неделю назад Антонио. Он знает всю газету чуть не наизусть, но ему нужно чем-нибудь заняться. Тревога грызет мальчика. В море сильный шторм. Что с отцом? Где он сейчас? Как борются с бурей рыбаки? Что случилось с Антонио?
— Ты что-нибудь слышишь? — спрашивает Фернанда.
— Ничего, кроме воя ветра, — отвечает удивленный мальчик.
— А я вот слышу! — с торжеством заявляет Фернанда. — Я слышу, Карлотта опять с кем-то шепчется в пристройке.
— Да что ты, бабушка? Тебе это только чудится. Это ветер воет в трубе, — убеждает старуху Педро.
Но в это мгновение он видит сестру, которая стоит на пороге пристройки и тихонько манит его.
— Ну, куда ты собрался? — немедленно спрашивает Фернанда. — Это Карлотта тебя позвала? Карлотта стоит на пороге, да?
— Да, бабушка, я хочу, чтоб он помог мне набить соломой матрац, — говорит самым будничным голосом Карлотта. — А то матрац мой стал, как лепешка, плоский.
— А о моем матраце вы тоже позаботитесь? — спрашивает бабушка.
— Да, да, конечно! — поспешно отвечает Карлотта, а сама делает знак Педро поторопиться.
В пристройке, где спит Карлотта и где зимой стоят две козы Лопесов, сейчас тоже горит свеча — непростительная роскошь. При свете этой свечи Педро замечает какие-то перемены. Ага, простыня, которая закрывает праздничную юбку Карлотты, снята с гвоздя и перевешена на другую стену. Собственно говоря, это не стена, а часть скалы с уходящей в нее глубокой естественной нишей. Там, в этой нише — просторной и сухой, как маленькая пещера, — иногда во время жары спит Педро. В детстве он очень любил сидеть в этой нише и играть в разбойников.
