Возьми, он твой... навсегда! - [2]

Оно поразило меня сразу. Море не было таким, как я ожидал. Под светом прожектора установленного на крыше отеля видна была только ближняя часть берега и волны накатывающие с шумом на ракушечный песок, но огромность моря чувствовалась, оглушала.

Оно дышало. Мягко вздымая груды волн и опадая чтобы вздохнуть и вспениться вновь. Вода бурлящим потоком прибегала к ногам и шипела, брызгалась, облизывала голые колени и ступни. Потом она с тихим шелестом утекала, оставляя за собой языки белой пены и переполнявший душу восторг. Не было ни маяков, ни парусников, но что это меняло? Было МОРЕ!

И этим все сказано.

Папа быстро разделся.

— Окунусь? — спросил папа и заглянул маме в глаза. Я понял, он беспокоится, что нам будет страшно. Мама мягко пожала плечами, и прижалась щекой к папиной груди. Я тоже прижался, к боку. Меня обняли и прижали к себе. Как же это здорово, стоять обнявшись, на южном берегу под шум ветра и моря. Нам было тепло и уютно, а затем…

Папа влетел в воду, как метеор! Он смешно забрасывал ноги и верещал, как ребенок. Через некоторое время папуля вернулся и позвал нас «…здорово как! — говорил он, — совсем не страшно! Мелко, и ракушечник, как песок под ногами».

Мама неуверенно помялась, и поверила.

У-ух, как здорово качаться на волнах, на руках у папы с мамой!

Когда шли обратно, было уже темно, как будто чернила на небо пролили. Мама с папой как черные призраки личной охраны шагали рядом. Мне было весело, потому что от них веяло чем–то теплым, родным, а «призраки» это так — к слову, ведь все как в сказке! Ох…, а звезды какие над головой. Небо как сахаром посыпали! Ой, а если присмотреться и сладкой пудры здесь полно, и кускового сахара… вот бы лизнуть!

Папа почувствовал, что я задрал голову.

— Видишь, вдоль всего неба будто молоко пролили? — спросил он, и я увидел — действительно, полосой через все небо звезды были насыпаны особенно часто.

— Нет, папуля! — ответил я, — это мельник сахар с мельницы отвозил! Вез, вез и… рассыпал! Приехал домой с пустыми мешками… вот ему будет от жены на орехи!

Родители, кажется, переглянулись, послышался смех. Я почувствовал, как тепло дрогнули и чуть–чуть сжались их руки на моих ладошках. Я тоже улыбнулся. Папа поднял руку и сказал:

— Это Млечный путь. Кстати, мельники сахаром не не занимаются, разве только если сахарной пудры кому–то понадобится. Так что до мельника с сахаром в древности не додумались, и думали, что это молоко пролили на небо, отсюда и название такое. Между прочим, это скопище звезд — виток нашей галактики.

— Помню–помню, галактика это такое огроменное число звезд, что живут рядом, и весело крутят друг с другом спиральный хоровод. Так получается, что Млечный путь — часть спирального хоровода нашей галактики?

Я даже остановился, так меня ошеломили размеры вселенной. «Это что же наш здоровенный город — песчинка по сравнению с планетой Землей, а она так же мала по сравнению с Солнцем, и наше солнышко, желтая звездочка, всего лишь такая же пылинка на Млечном пути?!»

— Молодец Митька! — сказал радостно папа, и я понял, что все выболтал вслух. Папина ладонь легла на мое плечо, он мечтательно продолжил, — более того, наша галактика со всеми своими витками, такими же большими как Млечный путь — она меньше чем песчинка в просторах нашей вселенной, как и все другие галактики.

«Нашей вселенной», — услышал я главное.

— Па-а, а что… бывают и другие вселенные?! — ошалело спросил я.

— А почему нет? Помнишь, я рассказывал про «Молекулу»?

— Да. И что?

— А то! Существуют и более мелкие частицы, их называют «Атомы» из них и построены «Молекулы».

— Ух, ты!

— Подожди. Это еще не все! Есть более мелкие частицы «Электроны» — они как планетки крутятся вокруг своего солнышка. И совсем маленькие — всякие «Кварки», наверное и меньше есть…

Мама слушала и, кажется, улыбалась.

— Угу, — добавила она весело, будто вспомнив что–то, — сейчас ты начнешь разглагольствовать о кольцевидности структур микро и макро космоса, ну, вселенной значит.

Последнее, как я понял, мама сказала для меня. Мне стало легко, а по спине… словно мохнатой кисточкой прошлись — хорошо когда тебя любят и окружают вниманием.

Мы шли и весело обсуждали греческое происхождение слов: «Космос», «Атом», «Молекула» и других. Потом меня заинтересовали кольцевидные структуры, строение молекул и звезд. Затем папа показывал звездные системы: «Кассиопеи», большую и «Малую медведицу», созвездие: «Орла», «Лебедя», и просто очень яркие звезды со своими историями: «Вега», «Денеб», «Альтаир», а планеты — красный «Марс» и голубая «Венера» вообще меня поразили — когда я раньше видел их на небе всегда думал, что это просто звезды, а оказалось не просто…

Так незаметно мы оказались у своего дома. Все жильцы уже спали и лишь одинокая лампочка светила у калитки, словно ожидая нас.

Дом, это всегда близкое для души место — даже если это временное пристанище вдали от родного жилища. Когда в него попадаешь с дороги, то понимаешь, что это именно твой дом. Я это почувствовал сразу, а потому поднял брошенную кем–то пластиковую бутылку с приклеившейся к ней оберткой от мороженого и бросил в мусорный картонный ящик, замеченный днем в кустах. А еще я подумал: «получается, что мой дом, там где я есть, а значит, я больше не стану бросать мусор, где бы я ни находился», — я улыбнулся своим мыслям, и мне показалось, что само окружающее место улыбнулось мне в ответ, а в лицо благодарно дохнуло порывом приятно–прохладного ветра. И ночь неожиданно раскрылась для меня новыми запахами, цветом и звуками, и… еще чем–то неуловимым и заманчивым. Я словно впустил её в себя, и она была благодарна мне за это.