Возмездие теленгера - [53]

– А сейчас какой год? – ядовито поинтересовался Малаха, и в его взгляде появилось презрение. – Едрить твою налево! – Он уставился на них, как на самых больших, мягко говоря, чудаков.

– Какой год? – все еще не веря, спросил Чебот у Кости.

– Две тысячи пятьдесят третий.

– Мать моя женщина! – сказал Телепень и задумчиво почесал голову. – Мудрено сотворено!

В общем, Чебот был посрамлен, однако не сдался:

– Какая разница, какой год, главное, чтобы стреляли!

Но его уже никто не слушал. Всем стало ясно: опозорился Чебот так, что дальше некуда. Так могли опозориться только малолетки у них в деревне, но никак не многоопытный Чебот, сын полупопа-полушамана, почти что интеллигент в третьем поколении.

Жадноватый Телепень принялся приставать к Косте:

– Сколько он тебе заплатил? Сколько?.. Не продешевили?..

– Не знаю… – растерянно признался Костя.

Во взгляде Телепня читался немой укор: «Продешевили!» Но Малаха со знанием дела успокоил:

– Ли хорошо платит. На рынке вам втрое меньше дали бы. Раскрутили бы, заморочили бы голову и взяли бы в крайнем случае за двести рубликов. А сколько вам Ли дал?

Костя стал считать, и оказалось, что целых тысяча четыреста рубликов.

– А это много или мало? – спросил Костя.

– Я же говорю, очень хорошие деньги. Ли не обманет. Если сравнить, что кружка пива стоит пятерку, то у вас целое состояние.

Костя обрадованно сказал:

– Ха!

И Телепень заметно повеселел. Чебот после своего конфуза страдал в одиночестве, поэтому не участвовал в обсуждении, продешевили они с птицей или нет.

– Пиво здесь классное, я с собой баклажку на два ведра всегда вожу, – хвастался Малаха. – У вас-то в деревне пиво небось варить не умеют?

– Не умеют, – согласился Костя. – Один самогон гонят.

– А здесь умеют. – С этими словами Малаха толкнул стеклянную дверь, до половины забитую фанерой, и они вошли в кабак под названием «Петровский».

В кабаке было тепло, сильно накурено и пахло так вкусно, что у Кости рот мгновенно наполнился слюной.

– Гриша, – крикнул Малаха, усаживаясь за стол в углу у окна, – четыре по два и чего-нибудь закусить легкого!

Костя сел так, чтобы, во-первых, видеть зал, а во-вторых, быстро и незаметно, если что, выхватить пистолет. В кабаке толпились какие-то темные личности в разной степени опьянения, и Косте было немного не по себе, хотя у них в деревне, конечно, пьяниц тоже хватало, но это были свои, теленгеры, и если они и буйствовали, то по-свойски, по-деревенски, без жестокого мордобоя.

Как бы там ни было, на них никто не обратил внимания, разве что два-три человека приветственно махнули Малахе рукой. Оказывается, попутчики с поезда. Этим все и ограничилось. И только в темном-темном углу, где не было ни окна, ни отдушины, мелькнули очень внимательные и очень-очень странные глаза. Пока Костя осваивался, пока привыкал в галдежу и пьяному духу, глаза пропали, а потом снова возникли, словно ниоткуда – белые, холодные и острые, словно шило. Косте почему-то стало тревожно. У него появилось ощущение, что он эти глаза уже видел, но где и когда, хоть убей, вспомнить не мог. К тому же, как только он об этом подумал и целенаправленно поискал их взглядом, они снова пропали. А потом принесли пива с сухарями, и Костя на время забыл об этих странных глазах.

Чебот вдруг пообещал:

– Напьюсь как сапожник, святые угодники…

Костя посмотрел на него, как на идиота, и принялся за пиво. Пиво было пахучее, с белой шапкой пены, по стенкам бокала стекали прозрачные, как роса, капли. Малаха благоговейно, словно молясь на икону, подул на пену и с умиротворенным выражением на помятом лице махом осушил бокал, издав при этом звук, похожий на стон души. Лицо у него разгладилось, как мятая бумага в воде. Костя тоже, как и Малаха, подул на пену, посмотрел, как она шевелится, словно живая, и принялся пить. Но влить в себя одним махом огромный бокал у него не получилось. Во-первых, напиток показался горьким, во-вторых, его было много, а рядом стояла еще одна полная кружка. Как это пиво пьют? – поразился Костя и посмотрел в зал: все поглощали напиток дружно и со священным трепетом. Костя удивился, это же не чай, которого можно выпить целый самовар! Это холодный напиток. Но под вяленую щуку, которую разделал Чебот, пиво пошло неожиданно хорошо. А с черными солеными сухарями сделалось даже очень вкусным и приятным. Незаметно для самого себя Костя приговорил одну кружку и потянулся за другой.

После трехдневной тряски на колесах и пива кабак показался ему уютным и симпатичным. Конечно, это было не то что в деревне, когда собирались соседи и под самогон пели песни, потому что в деревне все было по-домашнему, а здесь пахло цивилизацией, и большинство людей в кабаке были не знакомы друг с другом. На душе сделалось спокойно. Тревога исчезла, и он, уже на правах бывалого посетителя, стал рассматривать зал и прислушиваться к разговору за столом. Оказывается, речь шла о кайманах и о том, что они здесь держат власть и власть их простирается аж до самого Санкт-Петербурга. А что дальше, за Санкт-Петербургом, никто толком не знает. Дороги туда нет, и поезда туда не ходят.

– Нашим туда путь заказан, никто там не бывал. Черные там земли, непригодные к жизни. – поведал Малаха.