Возмездие. Рождественский бал - [19]
Мигриаули вспомнил, как проводил лето у бабушки в деревне. Сад был небольшой, но сколько росло в нем всяких фруктовых деревьев! Особенно любил он туту, темные сочные ягоды так и таяли во рту… А грецкие орехи еще в зеленой кожуре!..
В дверь осторожно постучали.
Вошел хилый юноша в модном дакроновом костюме. Угольно-черные волосы подчеркивали бледность бескровного лица.
— Здравствуйте, я Тела Схвилосели, вызван к инспектору Мигриаули…
Мигриаули предложил ему сесть.
Схвилосели, студент пятого курса, был одним из тех, кто находился в ресторане с Эмзаром Тодадзе в тот вечер.
Он очень волновался и попросил разрешения закурить. Ответив на несколько обязательных вопросов, успокоился.
— А теперь расскажите, что произошло тогда в ресторане.
— Мы вчетвером ужинали. Эмзар сидел между мной и Джумбером Дэвидзе. Уже собирались расходиться, когда Эмзар сказал, что ему плохо, надел пиджак и вышел на свежий воздух. Мы, конечно, тоже отправились за ним… Не пойму, за что они его, за что?! Знали бы, какой он хороший, словом никогда никого не обидел… Неужели умрет?..
— Трудно сказать, состояние пока тяжелое.
— Следом из ресторана вышла компания ребят наших лет, пьяные, конечно. Один из них что-то потребовал от Джумбера. Джумбер не остановился, будто не слышал. Тот снова крикнул, Эмзар не выдержал, бросил им что-то, Джумбер говорит: «Не связывайся, видишь, пьяные».
— И что было дальше?
— Те не унимались, подошли к нам, тот, что затеял ссору, ударил кого-то из наших, потом был выстрел. По-моему, он и стрелял. Эмзар упал, они удрали. Мы бросились вслед, но, к сожалению, ни одного не поймали, а когда вернулись, Эмзара уже увезли в больницу.
— Скажите, во время ссоры ничьего имени не слышали?
— Нет.
— А как выглядел тот, что затеял ссору?
— Очень высокий, кажется, в черном пиджаке, темно было…
— Значит, все вы, друзья Эмзара, разошлись, так и не узнав, кто и почему стрелял в него?
— У кого было узнать? Говорю же, никого не поймали, долго бежали, но… Я думал, Джумбер знает того высокого, говорит, нет…
После Схвилосели Мигриаули допросил еще двоих приятелей Эмзара.
Первый был Джумбер Дэвидзе, бывший студент мединститута. За что исключен, Мигриаули не спросил, очень уж угрюмый и отрешенный вид был у парня, решил выяснить позже.
О происшествии в ресторане «Самадло» Дэвидзе рассказал почти то же, что и Схвилосели, не считая некоторых подробностей. Но одна деталь показалась инспектору существенной: Джумбер снял за ужином пиджак — душно было, жарко, и повесил на спинку стула Эмзара, потом Эмзар снял пиджак и повесил на соседний стул, а когда выходил из ресторана, перепутал и надел пиджак Джумбера, в нем и увезли его в больницу.
Допросив третьего товарища Эмзара — невзрачного юнца, который ничего нового не сообщил, Мигриаули поговорил со всеми троими вместе.
— Я верю вам, верю тому, что вы рассказали, но, признаться, удручен вашим равнодушием! Эмзар Тодадзе чудом остался жив, но вы же не знали этого. Почему вы не постарались напасть на след преступника? Вы ведь не первый раз ужинали в «Самадло», и лица многих завсегдатаев, думаю, запомнились. Неужели из той компании никого не опознали? Попытались бы найти того высокого, который стрелял, по-вашему.
— Напрасно вините нас в равнодушии, мы, как родного брата, любим Эмзара Тодадзе и ничего от вас не скрываем, очень хотим помочь. Как посмотрим в глаза Эмзару, если утаим что-нибудь и не посодействуем вам? Но как найти стрелявшего? — спросил Джумбер.
— Если встретите кого-нибудь из той компании, опознаете?
— Вряд ли, я в таком состоянии был, что до сих пор не приду в себя.
— А я вот что вспомнил. Официант принес к соседнему столику поднос с бутылками, говоря, что это Бакур угощает, и указал на тех самых ребят, что пристали к нам потом. Один из них выделялся, он и был, как я понял, Бакур.
— Да, точно, и я вспоминаю, — подтвердил и Джумбер.
— Ну и что из этого?! — уныло промолвил Схвилосели. — Не счесть, сколько в городе ребят по имени Бакур.
— Джуаншер, позволь оставить тебя одного, поеду в больницу, может, удастся допросить Тодадзе.
— Позволить — позволю, но в успехе сомневаюсь, врачи не разрешат. — Мигриаули затянулся сигаретой. — И вообще я уверен, что от Эмзара Тодадзе мы не узнаем более того, что уже знаем.
— Утверждать это нельзя. И вообще — зачем допрашивать, если не видишь смысла, — возразил Темур.
— Бывают факты, которые позволяют заранее определить кое-что.
— Я все же поеду, а беседа с ним покажет, уважаемый инспектор, насколько вы проницательны!
— Ступай. Но вместо того чтобы насмехаться, поразмысли над тем, что пуля со значительного расстояния попала Эмзару в грудь, а Бакур, между прочим, был с ним рядом, как и все другие. Стрелял кто-то со стороны, а что может знать о нем Эмзар?
— Хорошо, поразмыслю. Пока.
Но и самому Мигриаули было над чем подумать. Он сомневался в искренности и откровенности как работников ресторана, так и товарищей Эмзара Тодадзе.
В кабинет деликатно постучали. К удивлению Мигриаули, вошел Зураб Хидурели.
Не надеясь, вероятно, что инспектор запомнит его, он представился.
— Садитесь, пожалуйста. Я помню вас. — Мигриаули пристально разглядывал заместителя директора НИИ. — Чем могу быть полезен? — И потянулся к пачке сигарет на столе.
Сборник миниатюр «Некто Лукас» («Un tal Lucas») первым изданием вышел в Мадриде в 1979 году. Книга «Некто Лукас» является своеобразным продолжением «Историй хронопов и фамов», появившихся на свет в 1962 году. Ироничность, смеховая стихия, наивно-детский взгляд на мир, игра словами и ситуациями, краткость изложения, притчевая структура — характерные приметы обоих сборников. Как и в «Историях...», в этой книге — обилие кортасаровских неологизмов. В испаноязычных странах Лукас — фамилия самая обычная, «рядовая» (нечто вроде нашего: «Иванов, Петров, Сидоров»); кроме того — это испанская форма имени «Лука» (несомненно, напоминание о евангелисте Луке). По кортасаровской классификации, Лукас, безусловно, — самый что ни на есть настоящий хроноп.
Многие думают, что загадки великого Леонардо разгаданы, шедевры найдены, шифры взломаны… Отнюдь! Через четыре с лишним столетия после смерти великого художника, музыканта, писателя, изобретателя… в замке, где гений провел последние годы, живет мальчик Артур. Спит в кровати, на которой умер его кумир. Слышит его голос… Становится участником таинственных, пугающих, будоражащих ум, холодящих кровь событий, каждое из которых, так или иначе, оказывается еще одной тайной да Винчи. Гонзаг Сен-Бри, французский журналист, историк и романист, автор более 30 книг: романов, эссе, биографий.
В книгу «Из глубин памяти» вошли литературные портреты, воспоминания, наброски. Автор пишет о выступлениях В. И. Ленина, А. В. Луначарского, А. М. Горького, которые ему довелось слышать. Он рассказывает о Н. Асееве, Э. Багрицком, И. Бабеле и многих других советских писателях, с которыми ему пришлось близко соприкасаться. Значительная часть книги посвящена воспоминаниям о комсомольской юности автора.
Автор, сам много лет прослуживший в пограничных войсках, пишет о своих друзьях — пограничниках и таможенниках, бдительно несущих нелегкую службу на рубежах нашей Родины. Среди героев очерков немало жителей пограничных селений, всегда готовых помочь защитникам границ в разгадывании хитроумных уловок нарушителей, в их обнаружении и задержании. Для массового читателя.
«Цукерман освобожденный» — вторая часть знаменитой трилогии Филипа Рота о писателе Натане Цукермане, альтер эго самого Рота. Здесь Цукерману уже за тридцать, он — автор нашумевшего бестселлера, который вскружил голову публике конца 1960-х и сделал Цукермана литературной «звездой». На улицах Манхэттена поклонники не только досаждают ему непрошеными советами и доморощенной критикой, но и донимают угрозами. Это пугает, особенно после недавних убийств Кеннеди и Мартина Лютера Кинга. Слава разрушает жизнь знаменитости.
Когда Манфред Лундберг вошел в аудиторию, ему оставалось жить не более двадцати минут. А много ли успеешь сделать, если всего двадцать минут отделяют тебя от вечности? Впрочем, это зависит от целого ряда обстоятельств. Немалую роль здесь могут сыграть темперамент и целеустремленность. Но самое главное — это знать, что тебя ожидает. Манфред Лундберг ничего не знал о том, что его ожидает. Мы тоже не знали. Поэтому эти последние двадцать минут жизни Манфреда Лундберга оказались весьма обычными и, я бы даже сказал, заурядными.