Возмездие. Рождественский бал - [17]

— А кто вам сообщил?

— Официант, все они уже знали.

Мигриаули снова занялся буфетчиком.

— Итак, выстрел вы слышали, ну а больше ничто не насторожило вас?

— Шум слышал, крики, только не обратил внимания, — ведь дня не пройдет, чтобы не затеяли драку.

В этот момент появился толстый официант. Видимо, ему не терпелось узнать, что наговорил без него буфетчик.

— Почему вы уверяли, будто ничего не знаете? — обратился к нему Мигриаули. — Имейте в виду, за дачу ложных показаний привлекают к суду.

Официант стушевался.

— Клянусь душой матери моей Саломе, одну правду скажу! Чего мне скрывать! Чем хотите поклянусь! Любой тут скажет: я честный человек! И власть в ваших руках, и законы — накажите, если совру! — горячо выпалил официант, но, посмотрев на инспектора, сник. — Вон буфетчик подтвердит, весь вечер тихо было, со двора и звука не доносилось, мирно разошлись клиенты.

— Ну хорошо. — Мигриаули повернулся к директору, который бесцеремонно зевал, присев на тахту. — Расскажите, пожалуйста, поподробней и поточней, что вы узнали от официанта про вчерашний случай?

Директор, сердито сверкнув глазами, напустился на официанта:

— Что ты крутишь! От вашего глаза ничего не укроется. Иголку украдет человек — и то узнаете, а под ухом стреляли — и делаешь вид, будто не слыхал! Может, уши воском были у тебя залиты, а?! — И повернулся к инспектору. — Утром, только пришел на работу, кинулись ко мне, выложили все, что знали, и буфетчик, и этот официант — Сакул Иасагашвили. Сам я двое суток на свадьбе у племянника тещи провел, тамадой был, голова гудела, ничего не соображал, но то, что они рассказали, помню, не каждый день тут стреляют, чтобы забыть. — И, хихикнув, довольный собой, изрек: — Чего не случается на свете!

— Что вы, Силибистрович, что я вам говорил?! — закричал официант. — Зачем напраслину возводите?! Погубить меня захотели?! Ничего я вам не выкладывал! Ничего не знаю!

— Чего ты всполошился, остолоп! Не звери же они, люди, не съедят тебя! — вышел из себя директор, окончательно сбрасывая сонный дурман, и повторил: — Эх, чего не случается на свете!

Он встал с тахты и жестом велел буфетчику с официантом выйти.

Мигриаули строго сказал:

— Не мешайте опрашивать их.

— Послушай, будь другом, оставь нас в покое, мы народ торговый, деловой, и ты человек толковый, поведи дело так, чтоб не ходить нам по судам. А мы оценим твой труд. За нами не пропадет… Эх, чего не случается на свете! — закончил директор свое деловое предложение любимым выражением и потянулся. Он выразительно посмотрел на Джуаншера, однако напоролся на ледяной взгляд и разом убрал с лица льстивую улыбку. Позиции своей все же не изменил и проговорил как бы про себя: — Сказано, пусть гость отказывается, но хозяину положено предлагать, угощать.

— Вместо того чтобы помочь, вы беззастенчиво пытаетесь подкупить меня. Что ж, будете отвечать по закону.

— Э-э, ты шуток не понимаешь! — Директор деланно засмеялся. — Как человеку говорю, имей уважение к годам, я вдвое старше тебя, будь другом, не ввязывай в эту историю, при чем тут я? — И внезапно напустился на своих подчиненных: — Чего заткнули рты, мерзавцы, чего мучаете уважаемого инспектора, морочите ему голову! По рожам вижу, к чему клоните! Не выйдет, не втопчете мое имя в грязь! Как облупленных вас знаю, знаю, что вы за птицы! Утром поздороваться не успел, обрушили на меня новость, а теперь онемели?! С утра про драку и выстрел трещишь, Сакул, а как дело потребовало, проглотил свой поганый язык?! Нашли дурака! Ради вас врать не стану! Из-за вас семью без куска хлеба оставить?! Давайте выкладывайте инспектору все, что видели, без утайки, как мне рассказывали!

Буфетчик и официант удрученно молчали, не зная, как увильнуть от разговора. Первым собрался с духом буфетчик.

— Вижу, сам во всем виноват, сперва сболтну, а потом уж думаю… Пишите, батоно, честь по чести расскажу, что знаю…

— Душой матери клянусь, не врал я… Скажу, что знаю, раз такое дело, — добавил Сакул и поведал инспектору о Бакуре и его дружках, как они напились, как измывались над ним, что вытворяли, как потом вышли во двор и оттуда сразу послышались крики.

— Сколько они прокутили денег в тот вечер, не помните?

— Много… Зря подозреваете, я честный человек, не обсчитываю, что дадут, тому и рад… На двести рублей посидели и мне сто подарили.

Из рассказа следовало, что драку у ресторана затеял Бакур — наглый, разнузданный парень, который кутил и швырялся деньгами. Кто он, чем занимается, откуда у него столько денег, официант не знал.

Мигриаули прошел в зал, чтобы допросить официантку Бадур — он уже знал ее — наверняка видела больше Сакула. Красивая женщина вряд ли не заметила молодых кутил.

Он сел за столик, который обслуживала Бадур, и попросил еще бутылку воды.

Бадур, кокетливо покачивая бедрами, тут же подала холодный лимонад.

— Скажите, Бадур, вы работали вчера вечером?

— Да, — ответила она машинально, чем-то озабоченная.

— А вы случайно не знаете того молодого человека, которого ранили?

— Знаю, не раз видела его тут. Бедный парень… Добрый, обходительный, и вам бы понравился, воспитанный. Даже пьяный не распускался, как другие.