— Удостоверение сотрудника гестапо, — сказал ефрейтор, адресуясь к офицеру. — Штурмфюрер Адольф Торп.
— Это они. — Офицер сделал солдатам знак. — По машинам!
— А не поискать ли вокруг? — нерешительно проговорил ефрейтор.
— Так они и ждут тебя здесь! — Офицер выругался.
— Но что делать с телом?
— Снесите на обочину. Подберём, когда будем возвращаться.
Крышка танкового люка захлопнулась. Солдаты оттащили труп на край шоссе, взобрались на машины.
Взревел мотор. Танк содрогнулся, двинулся вперёд, обошёл автомобили и устремился на восток. Грузовики ехали следом.
Прошло несколько минут, прежде чем Аскер отдышался и смог поднять голову. Грохот танка смолк вдали. На равнину вновь легла тишина.
И вдруг там, где скрылись танк и грузовики, раздались отдалённые взрывы, глухие толчки выстрелов. Две яркие вспышки озарили горизонт.
Аскер лежал неподвижно, боясь думать о том, что могло произойти. Вот он зашевелился, приподнял голову. Горизонт уже окрасился в багрянец. Над ним вспыхивали и пропадали тоненькие золотые лучики. И на этом фоне на шоссе появилась точка.
Аскер поднял перемазанный в грязи пистолет, беспокойно кашлянул. А точка росла. По очертаниям, которые она принимала, это не мог быть ни легковой автомобиль, ни грузовик.
Что же тогда?
Потянул ветерок. Он донёс рокот мотора. Аскер понял: идёт мотоцикл.
Мотоцикл!.. Напрягая последние силы, Аскер пополз к шоссе, затаился в кювете.
Теперь звук мотора слышался отчётливо. Аскер определил: четырехтактный, одноцилиндровый, скорее всего — «БМВ».
Мотоцикл подлетел к автомобилям, затормозил. Водитель соскочил с седла, кинулся к телу Торпа. Аскер поднял пистолет. Рука плохо слушалась, мушка плясала по спине мотоциклиста, склонившегося над убитым. Человек выпрямился, обернулся. Аскер выронил оружие.
Перцев кинулся к нему, упал рядом, целуя перемазанное кровью и глиной лицо Аскера.
— Говори, — прошептал Аскер.
— Вывезли!
— Рыбин?
— Нет его… погиб.
Аскер вскрикнул:
— Торп?
— Он. Ну да ты с ним рассчитался!
— А… Упиц?
— Ушёл… Как сквозь землю провалился, проклятый!
— Упустил! — Аскер застонал. — Танк… Это вы его?
— Десантники. Встретили, как надо. У аэродрома ещё три горят. По другим дорогам шли. — Он помолчал. — Наших много побили. С воздуха, пулемётами. И два самолёта сожгли, гады!.. Вот и тебя… Сидеть сзади сможешь?
Аскер кивнул.
Перцев развернул мотоцикл, поставил на подножку, запустил двигатель. Подбежав к Аскеру, поднял его, на руки, снёс к машине.
— С ног сбился, разыскивая тебя, — торопливо говорил он, усаживая Аскера на второе сиденье. — Думал уже оставаться со Штыревой…
— Тамара!.. Что с ней?
— Будет уходить на восток, к чехам. Оттуда и вывезут. Ну, поехали.
— Куда?
— Ждёт самолёт.
— Ты задержал?
— Приказал генерал Лыков.
Перцев сел за руль. Мотоцикл рванулся вперёд. Скорость нарастала. Мотор пел свою песню.
Аскер старался крепче держаться за плечи Перцева. В голове мелькали обрывки мыслей. Полковник Рыбин!.. Нет больше Рыбина… И Андрей Авдеев навеки остался здесь, на чужой земле. А десантники, сколько их погибло в операции!..
Один за другим вставали перед Аскером: Шуберт, Кныш, Кригер, Шталекер. Где они, что теперь с ними?… Потом он ясно увидел глаза Штыревой — голубые, широко раскрытые. Аскер представил: одна, совсем одна, идёт Тамара с саквояжем в руке по улице чужого, враждебного города; обыкновенная русская девушка, каждый час, каждая минута жизни которой здесь, в глубоком вражьем тылу, — это подвиг!
И ещё возник перед мысленным взором Аскера группенфюрер Упиц. Торп получил своё. Торп, Висбах, Беккер, Больм — не ушли. А Упиц смог! Упиц, Зейферт и тысячи таких — живы, действуют.
Да, борьба ещё не окончена!..
Силы Аскера слабели. Он обнял товарища, всем телом приник к его спине — широкой и тёплой. Стало легче.
Он глубоко вздохнул, закрыл глаза…