Возмездие - [14]

— Но я удивлён, что их беседа могла привлечь ваше внимание, мессир Кьяндарони. Мессир Арминелли, хоть и сидит среди книг, имеет дар постигать только вовсе никому не нужное, что до Филиппо, то не припомню, чтобы из уст его хоть раз изошло слово истины. И о чём же они беседовали?

Альбино вздохнул.

— Мессир Баркальи говорил о погибших в последнее время молодых людях, Антонио Турамини, Джулио Миньявелли и Микеле Ланди.

— О них полгорода говорит, и что с того? — перебил Франческо, шутовски взмахнув руками. — Извечная пища для молвы: кто на ком женился, кто с кем переспал да кто как помер. Но в смерти старика нет ни поэзии, ни интереса, а вот юнец, отправившийся в мир иной в цветении, in floribus, как сказали бы в старину красноречивые ораторы, это, конечно, поинтересней, чем закопанный в землю полуразложившийся при жизни труп или просто старый скелет.

— Я не о том. Мессиру Баркальи кажется, что эти смерти… неслучайны.

Франческо пожал плечами и зевнул.

— Это дело подеста и его людей. В городе есть прокурор и судья, правда, старый и глухой, зачем же отбивать у них хлеб?

— Вы сказали, что знали мессира Ланди. Он и вправду бы человеком высокой добродетели? Вы оплакивали его…

Мессир Фантони расхохотался, едва не свалившись со стула. Стало ясно, что его скорбь в палаццо Петруччи была или данью приличиям, или очередным упражнением в лицедействе, откровенным притворством.

— Он был донельзя развращённым юным мерзавцем и маменькиным сынком, считавшим, что деньги и положение папаши дают ему право топтать ближних, — лениво сообщил Франческо, — у него, кстати, и кличка-то была «Топотун», чуть что не по нём — топ ногой! Полагаю, он и по болоту пытался топнуть, — беспутно хихикнул мессир Фантони.

Альбино осторожно вставил:

— Филиппо Баркальи как раз подозревает, что мессир Ланди никогда не пошёл бы на болота без слуг. А вы были там?

Франческо замедлил с ответом, но только потому, что в эту минуту сладко зевнул.

— Да, — наконец кивнул он, почёсывая спину, — в Сан-Джиминьяно было три десятка человек, но собрались все вовсе не для утиной охоты. Был день ангела мессира Урсини, вино лилось рекой, потом устроили скачки вокруг старого замка Призраков, и никто не заметил, как исчез Микеле. Хватились его только утром, обнаружили, что пропал его арбалет. Потом какой-то селянин рассказал, что видел, как молодой человек шёл к болотам. Если предположить, что он был пьян, чему удивляться? Мало ли что взбредёт в хмельную-то голову?

— А вы его не заметили?

Франческо лучезарно улыбнулся.

— Меня унесли сразу после скачек. Я хватил лишку и был пьян до поросячьего визга.

— А смерть господ Турамини и Миньявелли? Там не было ничего подозрительного?

Фантони задумчиво почесал в затылке.

— Антонио нашли на заброшенном поле возле Сан-Джорджо, восточнее Поджибонси, видимо, понесла лошадь, ибо его тело было здорово изувечено, череп треснул, лицо страшно разбито о камни. Правда, — вздохнул Франческо, — все знали о его дурацкой привычке пускать коня прямо по посевам селян, что, разумеется, злило людей. Однако эти местные пейзане такие забитые и робкие, и думать, что это их рук дело, нелепо. К тому же тело нашли на ничейной земле, там каменистая почва, ничего не всходит, растут лишь, как сказал бы царь-псалмопевец, «волчцы да терние». Лично я предполагаю, — скорчил фигляр насмешливую физиономию, — что Давид имел в виду дикий сафлор с его шипами, фиолетовый мордовник, расторопшу пятнистую с её колючками да огородный артишок. Кстати, именно это там и произрастало.

— А могли его убить? — нетерпеливо прервал Альбино ботанические аллюзии Франческо.

Нижняя губа Франческо брезгливо оттопырилась, физиономия скривилась, явив вид кумушки, узревшей на чистой скатерти таракана.

— Пресвятая Дева, да кому он нужен-то?

— Мессир Арминелли сказал, что погибли наследники больших состояний.

— Вот именно, — согласился Франческо, — наследники, но наследовать-то им предстояло не завтра, ведь Козимо, Теренцио и Одантонио запросто могут протянуть ещё не один десяток лет. А раз так, кому нужны Антонио, Микеле и Джулио?

Ответ на этот вопрос у Альбино был, но огласить его он никогда бы не решился. В его глазах эти люди заслуживали смерти, они были преступниками, погубившими честь и жизнь его сестры. Но ему подлинно нужно было понять, промысел ли Божий, суровый и неумолимый, прервал жизни негодяев, или случившееся с ними — чьё-то злоумышление? Или — всё это пустая случайность, нелепое сцепление событий, когда бездумный кусок черепицы падает на голову ни о чём не помышляющего прохожего? Или случайностей нет, и мы называем случаем ту закономерность, что не в состоянии постичь?

Альбино хотелось, о, как хотелось бы видеть в произошедшем Судьбу, Суд Божий, Giudizio, Destino, безжалостную фатальность, Рок, месть Неба, ведь не случайно так схожи слова приговор и возмездие: verdetto… vendetta. Ведь даже рассказ Франческо, описание смерти Антонио Турамини, явно страшной и мучительной, усладил его душу, усладил против воли, но воистину ведь мёд потёк при этом рассказе по жилам его.

— А Джулио Миньявелли? Вы говорили, он упал с лестницы?