Возмездие Мары Дайер - [9]

— Серьезно! — прошипела я сквозь сцепленные зубы. Про себя гадала, как же мне удалось не вывернуть содержимое собственного желудка, хватая мужчину за его мокрые подмышки и пытаясь поднять.

— Прекрати! — простонал он. — Прошу.

Я прекратила. Осмотрела комнату в поисках чего-то, что могло бы мне помочь, но в ней было пустовато. Пластиковый столик и два сбитых на пол стула в одной части, деревянный стул, разломанный на кусочки, в другой. Несколько плиток были разбиты, предположительно оным стулом. Но в останках бывшей чистой и просторной медицинской комнаты блестело что-то металлическое.

Я подошла осмотреть предмет, отпихивая острые куски дерева и смахивая осколки керамической плитки.

Нашла скальпель. Подобрала его, вытирая пыль о грязную больничную рубашку. Даже держать его было странно. Казалось, он подстраивался под мою ладонь.

Вэйн снова застонал: жалкий, отчаянный звук. Я повернулась к нему. Мужчина умирал. На самом деле, жизни в нем оставалось мало. И тот факт, что его левый глаз все еще находился в глазнице, был единственным, что сдерживало меня от побега. От поисков Ноя.

Глядя на него, я постаралась представить, как закрываются его веки, что он умирает от потери крови или чего-то такого. Ну и почему это до сих пор не произошло?! Глаза Вэйна не закрывались, а продолжали смотреть на меня.

Я убедила себя, что при его нынешнем положении смерть будет сродни благословению, облегчением страданий. Беда в том, что мне не хотелось его убивать. Объективно говоря, я помнила, что он сыграл не малую роль в моем заточении здесь, в моих пытках, и подозревала, что это принесло ему наслаждение. Но эти воспоминания можно было сравнить с воспоминаниями об имени моей классной руководительницы (миссис Фиш-Робинс). Мне было плевать, что он делал. В этот момент я не желала ему смерти и не хотела быть той, кто его убьет.

Должно быть, мужчина заметил, что я мешкаю, и прошептал:

— Хорошая девочка.

Я наклонила голову вбок:

— Не такая уж ты и плохая, правда?

Это были его последние слова перед тем, как я перерезала ему глотку.

6

Честно, я испытывала легкие угрызения совести. Порез вышел неудачным. Слишком много сомнений; я едва видела, что делала. Но я все же убедилась, что он мертв, прежде чем забрала глаз. Уже что-то, не правда ли?

Скальпель я решила оставить. У меня было предчувствие, что он еще понадобится.

Сигнализация давно разрывала динамики, но когда я вышла из комнаты для осмотров, коридоры оказались пустыми. Я не помнила, чтобы видела здесь кого-то помимо Кэллс и Вэйна, но это еще ничего не значило. Я много чего не помнила.

Глаз мужчины хлюпал в моей сжатой ладони. Он оказался больше, чем я думала, и круглее. К нему все еще был прикреплен зрительный нерв, выглядывая промеж моих пальцев. Каждая проходящая секунда приближала меня к Кэллс, потому я свернула влево, где, по моему мнению, находился ее офис. Флуоресцентные лампы мигали и гудели над головой, а белые стены, казалось, изгибались и надвигались на меня. Бог его знает, как далеко я зашла, мне никак не удостовериться, что я иду в правильном направлении.

Я пыталась разобраться в своих смешанных воспоминаниях об этом месте, чтобы выбрать правильную, ну хоть какую-нибудь дорогу. Но пустые коридоры заканчивались тупиками с закрытыми стальными дверями или открытыми безлюдными комнатами. Не было ни окон, ни статуй, ни картин, ничего, что хотя бы близко соответствовало размытому образу «Горизонта», каким я его помнила.

Я начала паниковать, сворачивая за углы и открывая двери, за которыми не обнаруживала ничего, кроме белых стен и металла. Они не выглядели знакомыми. Я была крысой в лабиринте; может, меня и не заперли в клетке, но я все еще оставалась пленницей. Хотелось верить, что Джуд освободит Джейми и Стеллу, что Ной жив и ждет меня, но с каждым тупиком моя надежда умирала, пока ее почти не осталось.

А затем я приметила маленькую дверцу, закрашенную белой краской, чтобы слиться со стеной. Открыла ее и проскользнула внутрь. Увидела узкий лестничный пролет.

Естественно, я поднялась наверх. Ступеньки скрипели под моим весом, сердце готово было взорваться в груди. Когда я открыла дверь на вершине, то петли противно взвизгнули, отчего я поежилась.

За ней упало что-то металлическое. Я услышала, как кто-то зашептал ругательства. Этот шепот был мне знаком.

— Джейми? — спросила я, распахивая дверь настежь.

— Мара? Мара? Не может быть! — голос парня раздался эхом в комнате, оказавшейся кухней. Я искала его взглядом, но видела лишь блестящие, искаженные отражения самой себя в стальных тумбах, стоявших в ряд у стен.

— Где ты? — спросила я.

Нырнула под подвесной горшок и заметила одно отражение, отличавшееся от других. Склонила голову вбок, когда оно исказилось; Джейми вылез из одного из ящиков, чуть не споткнувшись о кухонные принадлежности, разбросанные по полу. Он побежал ко мне, явно намереваясь обнять, но замер на полпути.

— Господи… Мара… что, черт возьми, с тобой произошло?

Я подняла голову, глядя на себя в стальной плинтус за огромной печью. Вот, что я увидела:

Один скальпель (в руке)

Один проигрыватель (в руке)