— Угу. Вот прочему они так усиленно ведут охоту. Если сами не поймают, то его приятели могут знать, как это сделать. Даже если его схватят, весьма вероятно, что он останется под влиянием своих друзей по команде. А это означает, что я недооценил этих ребят… — Браннох пошаркал ногой по полу, и так, и эдак переоценивая факты.
Неожиданно он почувствовал себя очень одиноким. Да, здесь у него имелись помощники, телохранители, агенты, шпионская сеть, но их было так мало по сравнению с миллиардами враждебно настроенных жителей Солнечной системы. Чтобы послать домой весточку, понадобится почти четыре с половиной года — столько же, сколько требуется, чтобы сюда прибыл флот…
Перед ним всплыли яркие картины родного дома. Крутые, продуваемые всеми ветрами горы Тора, свистящие штормовые небеса, леса и вересковые пустоши, красота и раздолье равнин, седые моря, перекатывающиеся под действием приливных сил трех лун, милое, родное притяжение массивной планеты; жилище его предков, камень и дерево, прочно расположившиеся под прокоптившимися стропилами и древними боевыми знаменами, его лошади и борзые, и растянувшаяся охотничья партия; гордая, вспыльчивая знать, основательные, с неторопливой речью йомены; великое безмолвие зимних снегопадов и первые зеленые вспышки весны — любовь и стремление к дому болью отдавались в его груди.
Но он был правителем, а дорога королей нелегка. Кроме того, тут он улыбнулся, какое он испытает наслаждение в тот день, когда Земля будет повергнута.
Его задачи неожиданно сузились. Он должен раздобыть пришельца для Центавра, чтобы там, дома, ученые смогли изучить его способности и применить их в военных целях. Если ему это не удастся, он не должен допустить, чтобы пришелец попал к ученым Солнечной системы, и в случае необходимости убить существо. Он отбросил мысль присоединиться к преследователям со своими агентами: слишком много потерь и почти никаких шансов на успех. Нет, лучше действовать через тех людей, что находятся в заключении.
Но чем он мог привлечь людей, чей мир вот уже пять тысячелетий покоился в могиле?
Вернувшись к сканнеру, Браннох еще раз прокрутил ролик. Некоторые кадры запечатлели изображения вещей, имеющих, должно быть, личный характер. На одной из принадлежавших кому-то фотографий была женщина потрясающей красоты.
В голову его пришла идея. Он снова вышел на балкон, поднял бокал с вином и с легким смешком выпил за наступившее утро. Да, день и впрямь был хорош.
Лангли со вздохом присел на постели и огляделся вокруг. Он был один. Какое-то время он сидел, почти не шелохнувшись, позволяя памяти и мыслям капля за каплей проникать в сознание. Было слишком трудно разом охватить ошеломляющую действительность.
Земля изменилась почти до неузнаваемости: нет больше полярных шапок, моря, на мили захватившие все побережья, неизвестные города, неизвестный язык, неизвестные люди — ответ напрашивался единственный, но он почти в панике отбросил его.
Была посадка, поразительно быстрый побег Сариса Хронны (зачем?), а потом всех разлучили. Были люди в голубом, что вели с ним долгие беседы в комнате, полной таинственных машин, которые жужжали, щелкали и мигали. Одну из них привели в действие — и сознание его померкло. Помимо этого, остались лишь смутные воспоминания о каких-то странных голосах. А сейчас он снова проснулся — обнаженный и в одиночестве.
Он медленно оглядел камеру. Она оказалась совсем небольшой и вмещала лишь кушетку да умывальник, который, казалось, вырастал прямо из зеленоватого ровного пола. В стене была маленькая вентиляционная решетка и никаких видимых признаков дверей.
Он почувствовал, что дрожит и постарался взять себя в руки. Хотелось плакать, но внутри он ощутил лишь сухую пустоту.
Пегги, — думал он, — по крайней мере они могли оставить мне твое фото. Теперь это все, что у меня осталось.
В дальней стене появилась щель, она раздвинулась до размеров дверей, пропустив к нему троих. Резкий рывок, сорвавший Лангли с кушетки, показал, насколько у него напряжены нервы.
Он подался назад, пытаясь ухватить детали внешнего вида незнакомцев. Почему-то это трудно было сделать. Люди явно принадлежали к другой цивилизации, в их одежде, телах да и самом выражении лиц было что-то необычное, весь их облик был для него загадкой.
Двое из них были гигантами без малого семи футов росту, мускулистые тела затянуты в черную униформу, головы обриты наголо. Лишь через некоторое время он сообразил, что их лица одинаковы. Близнецы?
Третий был чуть ниже среднего роста, гибкий и изящный. На нем был белый мундир, темно-синий плащ, на ногах мягкие высокие шнурованные ботинки, что-то там еще, но эмблема на груди — солнце с лучами и глаз — была такой же, как и у громил за спиной. У него была такая же гладкая смуглая кожа, высокие скулы и слегка раскосые глаза, а над кругловатым черепом блестели черные прямые волосы. Лицо было красивым — высокий лоб, горящие темные глаза, приплюснутый нос, волевой подбородок, пухлогубый широкий рот — и в то же время нервным и подвижным.
Все трое с оружием в набедренных кобурах.
Стоя перед ними обнаженным, Лангли испытывал чувство беспомощности и унижения. Он попытался сделать невозмутимое лицо и принять непринужденную позу, но сомневался, что это у него получилось. В горле стоял ком невыплаканных слез.
