Возлюбленная Пилата - [2]

— Будь так любезен, покажи ему дорогу, — сказала она.

Женщина вдруг вспомнила день своего прибытия месяц назад. Тогда хозяин вел себя совершенно иначе. Он указал на преимущества своей гостиницы, на ее довольно почтенный возраст, на то, что в ней любят останавливаться купцы из дальних стран. Все это, без сомнения, для того, чтобы объявить высокую цену. Не растерявшись, Клеопатра подняла вверх золотую монету, римскую аурею[2], и заявила, что отдаст ее за проживание в каком-нибудь другом месте. Мол, здание, которому двести лет, может рухнуть в любой момент, и, кроме того, ей хочется покоя, а не общества многочисленных индийцев, персов и арабов. Владелец гостиницы стал утверждать, что здание крепкое и не рухнет в море, а шумных постояльцев из дальних стран сейчас почти нет.

— Тогда, — сказала Клеопатра, — ты, наверное, будешь рад просто видеть нас и предоставишь нам за эту монету две комнаты.

Недолго поторговавшись, они сошлись в цене: одна аурея за одиннадцать дней постоя. Она еще раз подумала о том, как легко обвести вокруг пальца мужчину, в отличие от женщины, и вспомнила мрачное лицо жены хозяина. Услышав тяжелые шаги римлянина, поднимавшегося по лестнице, она оставила свои мысли.

— Рим у ног благородной госпожи, — произнес он, входя в комнату. Но вместо того чтобы опуститься на колени, Руфус лишь слегка склонил голову.

— Рим может подняться из этого неудобного положения. — Она повернулась и пошла в другую комнату.

Руфус последовал за ней. Приблизившись к креслу, в которое села Клеопатра, он быстрым взглядом осмотрел пестрые ковры на стенах, тяжелые темные скамьи и сундуки из черного дерева. И кровать, где на обтянутой кожей раме в живописном беспорядке лежали одеяла и меха. Клеопатра намеренно разбросала их.

— Можешь сесть здесь. — Она указала на табурет. — Или там. — Она кивнула в сторону другого табурета. — Или на кровать.

Руфус улыбнулся:

— Воин, которому княгиня предлагает свою кровать, должен покрепче застегнуть шлем и взяться за рукоятку меча. — Не спуская с нее глаз, он правой ногой пододвинул один из табуретов и сел.

— Моих служанок сейчас нет. Поэтому я не могу предложить тебе выпить.

— Я пришел, чтобы наслаждаться твоими речами. — Он оперся локтями о бедра и положил подбородок на скрещенные пальцы. — Зачем ты просила меня прийти?

— Я думаю, что двое подданных Августа Тиберия, находящиеся почти на краю света, найдут взаимопонимание.

— Взаимопонимание? — На этот раз Руфус криво улыбнулся. Почти двусмысленно. — Как двое знатных людей на чужбине? Или как воры в ночи?

— Скажем, как двое знатных людей, которых, возможно, не совсем просто отличить от разбойников.

Раздумывая, римлянин молчал.

— К чему ты клонишь? — спросил он после недолгой паузы. — У нас что, есть общие цели?

Лицо Клеопатры было бесстрастным. Она старалась ни одним движением не выдать своих чувств. Например, радости по поводу того, что ей быстрее и легче, вопреки ожиданиям, удалось подойти к этому моменту в разговоре. Она опустила взгляд.

— Могу я открыться тебе? — Женщина нашла свой голос убедительным: немного робкий, но не униженный. Княгиня, которая ищет помощи, но не просит о ней.

— Попробуй, — непринужденно сказал Руфус. — Но я не могу тебе ничего обещать, кроме честности. В какой-то мере…

— Честность и порядочность — добродетели римского воина. Не так ли?

— Кто-то однажды сказал, что добродетель это не то, что мешает, а то, что понуждает к действию. Так что действуй.

Клеопатра сделала вид, что колеблется. Потом она глубоко вдохнула и, как бы решаясь, начала:

— Ну, тогда слушай. Я нуждаюсь в помощи, за которую, я надеюсь, смогу заплатить. — И добавила: — При условии, что мне помогут достичь моей цели.

Руфус слегка отклонился назад и скрестил руки.

Она ждала. Но так как реакции не последовало, ей пришлось продолжить:

— Существует кое-что, чего меня бессовестно лишили. Я хочу это вернуть. Тогда я смогу заплатить за любые оказанные услуги, и мне больше никогда не придется обращаться за какой-либо помощью.

— Мы посланы сюда не для того, чтобы заниматься поиском утраченного, — заметил Руфус. — Мы охраняем мир империи. И торговлю.

— Знаю. Но недавно я была в вашем лагере и кое-что слышала. Это дает мне надежду и подсказывает, что у нас общие цели.

— И что же ты слышала?

— Что вы покинете Аден и пойдете на север.

— А, — скривился Руфус. — Опять кто-то не смог удержать язык за зубами.

— Не сердись. — Клеопатра мягко улыбнулась. — Ты же знаешь, как тяжело одинокому воину устоять в разговоре с красивой женщиной.

— Значит, кто-то рассказал об этом одной из твоих служанок? Ты ведь все время была со мной.

— Кстати, мы могли бы продлить это время и провести его более приятно. — По предварительной задумке в этом месте она должна была посмотреть на него широко открытыми глазами, сделать так называемый проникновенный взгляд, но сейчас она решила, что Руфус и так достаточно увлечен, поэтому не стоит изображать из себя волоокую Афродиту. Быть может, он даже не удостоил бы ее ответным взглядом. А в ситуации, когда приходится одновременно соблазнять и отталкивать мужчину, нельзя переигрывать.