Возлюбленная Пилата - [10]

Рави захлопал в ладоши.

— Я в восторге.

— Почему в восторге?

— Это определенно свидетельствует об утончении привычек. Может быть, со временем и другие их привычки утратят свою кровожадность.

— На это лучше не рассчитывай. — Деметрий потянулся за кувшином с водой и наполнил свою чашу. — Если кто-то в Риме платит деньги, чтобы поразить своих гостей самым крупным из когда-либо пойманных диких кабанов, то это еще не значит, что Рим откажется от планов завоевать все места, где встречаются дикие кабаны.

— Но ты же не собираешься поразить своих заказчиков тем, что привезешь им диких кабанов из Адена? Здесь они вообще не водятся.

— Это был бы огромный успех — привезти дикого кабана из такой местности, где они раньше никогда не встречались. Такой кабан стоил бы значительно больше, чем все остальные звери.

Рави кивнул.

— Я уже вижу, как ты стоишь в Риме на рынке и предлагаешь свои товары: «Химеры, благородные господа. А тот, кто купит сразу все, бесплатно получит в придачу еще и вот этого очаровательного маленького феникса». Похоже?

— Я вижу, ты понимаешь, чем я хочу заняться. Но не забудь мне наконец-то рассказать и о своих планах.

Некоторое время индиец молчал. Затем, будто сомневаясь, спросил:

— Ты хочешь поговорить откровенно? Но сейчас еще слишком рано. Серьезные разговоры следует вести под покровом ночи, чтобы яркий свет не разоблачил их слабые стороны.

Деметрий наклонился вперед и положил руку на плечо Рави.

— Я хочу позже сходить на ту сторону и посмотреть гонки паланкинов. Всегда приятно понаблюдать за чем-то новеньким. А для этого мне нужен твердый взгляд. Поэтому сейчас никаких излишеств с выпивкой. Дела могут и подождать. Завтра я надеюсь встретиться с Хархаиром и, может быть, еще с кем-нибудь. Но прежде чем я пойду, скажи мне все-таки, чем ты хочешь заняться.

Рави еще раз опустошил свою чашу, но не стал наполнять ее снова.

— Все кончено, мой друг, — сказал он почти беззвучно. — Старые торговые кланы, наверное, и протянут еще какое-то время. У некоторых из них есть лавки, склады и люди в Кане и Мариабе. Все остальные вымрут, если, конечно, не займутся рыбным промыслом или собиранием смолы. Для старых индийцев больше нет места.

— Что ты собираешься делать?

— Я не знаю. В общем-то, у меня осталось немного денег со старых добрых времен. И если тебе нужен кто-нибудь, кто сопровождал бы тебя в твоих путешествиях, не забудь обо мне. Хорошо?

III ИГРА В ПУСТЫНЕ

Вероятную невозможность всегда следует предпочитать невероятной возможности.

Аристотель

Невидимая гармония имеет большую силу, чем видимая.

Гераклеит

От Кафар Нахума он проехал верхом на северо-восток. Потом переправился через реку Иордан, переехал через Голанские высоты и устроил небольшой привал от захода солнца до полуночи. От места привала, почти иссякшего колодца недалеко от безымянной деревни, дорога, проходившая между скалистыми хребтами, а затем между барханами, вела на юго-восток.

Около полудня он добрался до заранее оговоренного места встречи — долины в ничьей стране. Картографам хотелось видеть эту местность по-своему. Они отводили ее набатеям, жившим южнее, или империи Тетрарха Филиппа, как и остальные земли западнее старого торгового пути, ведущего от Тадмора до Петры. Без сомнения, в Риме были умные мужи, которые называли эту страну «Ауранитис» или «Хауран». Но она принадлежала только самой себе — ветер и песок, над ними палящее солнце и холодные звезды. И кочевники-арабы. Там было и несколько городов, представлявших собой горстки жалких лачуг: Каната, Астарот…

Его обязанностью была забота о том, чтобы эта страна оставалась ничьей, чтобы она и дальше принадлежала бедуинам, нескольким львам и множеству скорпионов. Для этого он заехал так далеко. Он предоставлял им эту страну точно так, как отдавал в распоряжение Кафар Нахум местным жителям, если даже теперь они находились под покровительством короля, или ученых мужей, или этого нового проповедника, который питает особую любовь к притчам и рыбам.

Когда он вспомнил о рыбах и воде, долина показалась ему еще более пустынной. Он снял кожаную шляпу, наполнил ее водой и напоил лошадей. Две лошади. Это было разумно. Лошадь могла сломать ногу в пустыне. Что стало бы тогда с всадником? Он сел в тени, сделал несколько глотков и стал смотреть, как лошади общипывают пыльные листья с низкорослого куста.

Он закрыл глаза, пытаясь немного подремать, но его слух был настолько обострен, что воспринимал все: далекий стук копыт, шорох, издаваемый движением скорпиона, царапанье чьих-то когтей. В мыслях он проделывал путь назад — к рыбам, к морю, рыбакам и ремесленникам. К соседям по Кафар Нахуму, людям, рядом с которыми он поселился с тех пор, как не жил больше в крепости. Начальнику центурии царя Ирода Антипы не полагалось жить рядом с простыми воинами.

Центурион… Он тихонько хмыкнул. Терций Агабиан Афер, центурион на службе царя Иудеи. Они обратились к нему четыре года назад, когда он служил во вспомогательных войсках в Мавритании. По правде говоря, он до сих пор не знал, были ли они людьми Августа Тиберия или подданными всемогущего Сейана, прокуратора преторианцев. Но это и не имело значения. Важно было только то, что они дали ему возможность провести семь лет с солдатами царя Иудеи, выполняя определенные дополнительные обязанности, после чего он получит право гражданства и особую свободу. Может быть, в Риме, может быть, в провинции.