Возлюбленная - [56]
Потому что это должен быть Том.
Наверху из радиоприемника строителей надрывалась музыка. Перелистывая страницы утренних газет, Чарли апатично просматривала колонки, бессмысленное расплывшееся пятно черного шрифта и фотографий: террористы с бомбами из Ирландской республиканской армии, развод миллиардера, молодая кинозвезда на велосипеде, потерпевший аварию автомобиль… Потом она встала и принялась бродить по дому.
В спальне она взяла в руки медальон и развлекла себя мыслью, что можно бы написать и самой какую-нибудь записочку. Дорогой Камень, я люблю Тома. Пожалуйста, верни мне его. Чарли.
Она бросила медальон в консервную банку, положила дальний ящик стола и закрыла. В той маленькой комнатке, которая могла бы быть идеальной для детской кроватки их первого ребенка, она посмотрела из окна на амбар, на мельницу, на лесок… Начинали сгущаться тучи. Сгущались тучи и в ее сознании, и Чарли заплакала.
В кухне она успокоилась и набрала номер частной линии Тома. Телефон был занят. Она подождала, на тот случай, если он пытается дозвониться ей, и снова позвонила. Номер все еще был занят. Она позвонила на коммутатор, но повесила трубку, когда ответил телефонист.
Звонить Тому было проявлением слабости. Ему было нужно время, пространство и что-то там еще, чтобы все обдумать. Именно так он и сказал в письме. Отлично. Пускай себе обдумывает. И она тоже все обдумает. Она не намерена показывать слабость. Никоим образом. Так или иначе она твердо решила, что ей следует с этим справиться, проявив силу и спокойствие.
Но ей было трудно сохранять спокойствие, когда через стеклянный фасад дамского магазинчика она увидела Лауру, показывающую покупательнице платье. Кипя от гнева, Чарли вошла в помещение.
– Этот фасон на редкость привлекателен. Попробуйте его примерить. Вам в самом деле… – Голос Лауры оборвался, когда она увидела Чарли.
А Чарли стояла у окна и бегло просматривала длинную вешалку с платьями.
– Вырез на них очень уж велик. Слишком много платьев такого рода не очень-то хорошо сидят на бедрах.
Чарли перешла к вешалке с блузками.
– И конечно же если вы дополните его шарфиком и, может быть, парой перчаток…
Чарли уселась у кассы и легкими постукиваниями стала выписывать цифры на калькуляторе, умножать их, делить, извлекать квадратные корни… Вошла другая покупательница, коснулась воротника жакета, щелчком перевернула бирку с ценой и вышла обратно на улицу. Лаура нервно взглянула на Чарли и снова занялась своей покупательницей.
Однако уверенность исчезла из ее голоса, и даму она упустила.
– Я подумаю, – сказала та и ушла.
Чарли набила еще один ряд цифр на калькуляторе.
– Привет! – Лаура улыбнулась, губы ее растянулись с видимым напряжением.
– Что, черт подери, происходит, Лаура? – сказала Чарли, не поднимая глаз от дисплея с цифрами.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну давай, давай! – голосом, не предвещающим ничего хорошего, сказала Чарли.
Лаура пожала плечами:
– Ну, мне жаль, Чарли…
– Жаль? Тебе жаль?! И это все, что ты можешь сказать?
Лаура отвернулась и принялась вертеть в руках рекламный проспект.
– Что ты хочешь, чтобы я сказала?
Чарли встала.
– Сучка. Ты сучка проклятая.
Она стремительно пронеслась по магазину, рывком распахнула дверь и выскочила на улицу. Теперь она уже сердилась на себя, сердилась за то, что проявила слабость и вообще пошла туда, то есть сделала то, чего твердо решила не делать.
23
Она сообразила, что движется в темноте, хотя никакая это была не темнота, а тень. Она шла между двумя высокими рядами кустарника-изгороди, вдоль раскрошившейся дорожки. Вот она споткнулась об одиноко лежащий камень.
– Проклятье!
– Где вы?
– На дорожке.
– Как вас зовут?
– Н-не знаю.
– Сколько вам лет?
– Н-не знаю.
– Скажите мне, что на вас надето.
– Какое-то платье. Вроде кремовое с узором.
– Какой оно длины?
– До середины икр.
– Какие на вас туфли?
– Коричневые. Каблуки слишком высокие. Мне не надо бы ходить на каблуках.
– Почему?
– Да потому что я беременна.
– А от кого?
– От Дика.
– У вас испуганный голос. Чего вы боитесь?
– Н-не знаю. Неприятное ощущение. Плохое.
Она миновала ферму Тадвелла с ее замощенным булыжником двором и трактором с тележкой для сена в полуразвалившемся амбаре, прошла мимо пруда со стоячей водой.
Какой-то мужчина, которого она признала, сидел на дорожке перед Розовым коттеджем, малюя на мольберте. Когда она приблизилась, он вежливо встал.
– Добрый день, – сказал он решительным военным тоном.
– Добрый день, – пробормотала она в ответ.
– С кем вы разговариваете? – спросил чей-то голос вдали, голос, которого она больше не узнавала.
– Просто восхитительный денек, не так ли? – сказал мужчина.
Она припомнила, что он, кажется, был военным моряком. Вот она добралась до ворот и, остановившись, пристально смотрела на Элмвуд-Милл. Какая-то лошадь в конюшне радостно заржала, словно узнавая ее. Лошадь. Черная туча окутала ее. Она достала из своей сумочки пачку сигарет «Вудбайн» и закурила.
– Вас беспокоит эта лошадь? Что именно вас беспокоит? – произнес в отдалении чей-то слабый голос, вроде радио, оставленного включенным в соседней комнате.
– Джемма – моя лошадь. Она забрала мою лошадь. А он ведь мне обещал.
Когда Олли и Каро Хэркурт увидели дом своей мечты – огромный красивый особняк в георгианском стиле, – они не смогли устоять перед его очарованием. И, хотя дом был старым и очень запущенным, супруги купили его, потратив все свои средства. Однако в первый же день приезда Олли, Каро и их двенадцатилетней дочери Джейд стало ясно, что в особняке обитает кто-то еще. С ними стали происходить странные пугающие истории, казалось, кто-то настроен против семьи. Вскоре Олли и Каро узнают ужасное прошлое дома на Холодном холме и понимают, что им всем грозит страшная опасность…
Джейми Болл возвращался домой, когда ему с подземной автостоянки позвонила невеста Логан. Сквозь помехи он уловил испуг в ее голосе, затем она вскрикнула, и связь прервалась. Крайне обеспокоенный, Джейми звонит в полицию. Полицейские прибывают на стоянку в считаные минуты, но Логан бесследно исчезла. В тот же день дорожные рабочие в другой части города раскопали останки молодой женщины, погибшей тридцать лет назад. Поначалу Рою Грейсу и его команде два этих события кажутся не связанными между собой. Но в Брайтоне пропадает еще одна молодая женщина и обнаруживается еще один труп из прошлого.
Прощаясь с холостяцкой жизнью, Майкл Харрисон устроил мальчишник, закончившийся трагично: сам он, главный виновник праздника, бесследно исчез, а четверо его лучших друзей погибли. Расследовать преступление берется детектив Рой Грейс, который подобные исчезновения принимает как личный вызов – когда-то при невыясненных обстоятельствах пропала его жена, и с тех пор у него на сердце незаживающая рана.
В центре Брайтона произошло дорожно-транспортное происшествие. Под колесами рефрижератора погиб юноша велосипедист. В ДТП участвовали еще две машины, за рулем которых находились молодая женщина Карли Чейз и парень-лихач, тут же покинувший место аварии. Казалось бы, обычная трагедия большого города — не более того. Однако вскоре один за другим полиция обнаруживает трупы водителя рефрижератора и парня-лихача, убитых с предельной жестокостью. Дело передается в отдел тяжких преступлений, которым руководит суперинтендент Рой Грейс.
После почти двадцатилетнего брака, который Виктор и Джоан заключили по любви, от былого чувства ничего не осталось. Все их эмоции свелись к злобе, отвращению и смертельной скуке. На стороне у Виктора есть шикарная проститутка Камилла, а у Джоан — дюжий таксист Дон. В конце концов супруги решают разрубить семейный узел — правда, весьма радикальным способом. Каждый замыслил убийство…
Принимая дело о смерти Лорны Беллинг, суперинтендант Рой Грейс поначалу был уверен: дело простое и вот-вот будет закрыто. В самом деле, что ж тут неясного? Женщина уже давно стремилась вырваться из семейного ада, из лап нелюбимого и жестокого мужа; завела любовника и стала встречаться с ним на съемной квартире. А тиран-муж прознал об этом – и жестоко отомстил: бросил к ней в ванну включенный фен… Тем более что улики, найденные на месте убийства, ясно указывают на его причастность к убийству. Но чутье, отточенное огромным опытом, подсказывает Грейсу: что-то здесь не так, слишком уж все очевидно – и даже как-то нарочито…