Возлюбленная - [55]
Чарли обхватила себя руками. Подул резкий ветерок, и какой-то коричневый лист покувыркался мимо.
– Все, что любительски вторгается в мир души, опасно, – сказал Хью. – Ведь не только у людей есть память. У разных мест она тоже есть.
Он снова посмотрел в ее глаза, и Чарли отвернулась. Отхлебнув кофе, она едва не выплюнула его: в ней поднималась непонятная волна тошноты. Озадаченная Чарли принюхалась к чашке. Пахло хорошим кофе, но привкус у нее во рту был отвратительным.
– У мест есть память? – переспросила она.
– Полагаю, что да. Вы, наверное, знаете, каким образом создается атмосфера в домах? То, что происходит в них, влияет на ощущения. Если в доме случилась беда или царит печаль, то этот дом, какая-то комната в нем очень часто несут в себе ощущение угнетенности; даже, может быть, холодной как родник. – Он пожал плечами. – Этому можно найти вполне научное объяснение. Возможно, атомные частицы в стенах удерживают следы воспоминаний, вроде видеокассеты, и некоторые люди могут случайно настроиться на эти следы и привести в движение, так сказать, повторный показ. Такова одна из теорий о привидениях – все они в своем роде повторный показ.
Глядя на дом, Хью пробежался взглядом от окна к окну по второму этажу, потом по первому, на Чарли и снова на дом. Он предложил отнести поднос в кухню, но она заявила, что сумеет справиться и сама. Уходя, он сказал спокойно, как ей показалось, даже нарочито спокойно, словно не хотел, чтобы кто-то услышал его:
– Будьте поосторожнее.
Он потрепал Бена и пошел через сад по дорожке. Чарли понесла поднос через тусклую котельную в кухню.
Что-то хрустнуло у нее под ногами.
Шара с Горацием на кухонном столе не было, и она соображала, кто же мог его передвинуть. Когда снова раздался хруст, Чарли увидела, что пол покрыт водой, битым стеклом, крошечными цветными голышами и прядями водорослей.
Она едва ли сознавала, видя, что фарфоровая кружка скользит по подносу, подпрыгивает на его решетчатом краю, прежде чем опрокинуться и разлететься вдребезги у ее ног.
Гораций?
Ее глаза бегло осматривали пол, а сердце выскакивало из груди. Разглядывая осколки стекла и фарфора, она искала в них маленькое золотое пятнышко. Пожалуйста, пусть все с тобой будет в порядке. Шлепайся где-нибудь тут. Пожалуйста.
Она поставила поднос на кухонный столик и уже собиралась опуститься на колени, чтобы посмотреть и под столом, когда ее глаза наткнулись на черный ручеек кофе, пробивший себе путь через осколки и пронесший с собой Горация на несколько дюймов, пока он не застрял между ножкой стола и отбитым носиком кружки. Его хвост покачивался в остатках кофе, оставляя слабую надежду, что рыбка еще жива.
– Гораций, – выдавила она из себя, поднимая его.
Он не шевелился и уже становился твердым, его глаза смотрели невидяще, рот был открыт. Легкий, такой легкий, на вес он казался не тяжелее конфетной обертки из фольги.
Раздался еще один залп молотков, от которого затрясся кухонный столик, задребезжав посудой. Чарли заткнула пробкой раковину и положила Горация в воду, наблюдая, как он кружится на поверхности, и надеясь, что в какую-то секунду он вильнет хвостом и устремится на дно.
Но, поднимаясь вместе с водой, он по-прежнему кружился на поверхности. Вода обожгла холодом ее пальцы, когда Чарли вынула его из раковины. Рыбка стала еще жестче.
Поскрипывая, качалась деревянная сушилка. Чарли поднялась на ноги, издавая какие-то высокие звуки, чтобы не разрыдаться над маленькой мертвой рыбкой.
Чарли похоронила Горация в пластиковом мешочке там же, на берегу, в лесочке, где похоронила и кур. На крошечный могильный холмик она возложила небольшой камушек.
Лошади, пасшиеся на выгуле, когда она шла обратно по берегу, напомнили ей о той щегольского вида всаднице из последнего возвращения в прошлое, которая столь презрительно пялилась на нее сверху. И о том беспокойстве, которое она тогда ощутила.
Смертельная ложь. Правда. Возвращайся – так сказала ее приемная мать.
Но куда, куда возвращаться?!
Должен же быть кто-то, знающий это. Чарли, вспоминая, изо всех сил напрягла мозг. У приемной матери не осталось никаких живых родственников. Быть может, она доверилась кому-то из знакомых? Ирен Уиллис. Да, она вполне могла довериться Ирен Уиллис. Надежда вспыхнула и тут же угасла: Ирен Уиллис умерла от рака четыре года назад.
Чарли вошла в кухню.
Не лезь ты в это дело, сучка.
Она уставилась на испорченный ею бланк, все еще подоткнутый под пластиковую рамочку с фотографиями. Что за бредятина! Разговаривала сама с собой. Блуждала где-то во сне. Выкопала медальон из земли посреди ночи. Написала указания самой себе…
Новое рождение. Таинственное новое рождение, которым она занималась с Лаурой, когда ее пытались научить относиться к себе поувереннее, произнося по полчаса в день перед зеркалом продиктованные ей слова.
«Для меня, для Чарли, безопасно ощущать весь мой ум и все мои чувства. Я, Чарли, любима и желанна как женщина».
Это Лаура. Сучка. Коровища.
Сидя за столом, Чарли старалась заглушить в себе рыдания, глядя то на пустое место на кухонном столе, где стоял шар с Горацием, то на мокрое пятно на полу. Она беспокойно дергалась, дожидаясь, пока были силы, когда же зазвонит телефон.
Когда Олли и Каро Хэркурт увидели дом своей мечты – огромный красивый особняк в георгианском стиле, – они не смогли устоять перед его очарованием. И, хотя дом был старым и очень запущенным, супруги купили его, потратив все свои средства. Однако в первый же день приезда Олли, Каро и их двенадцатилетней дочери Джейд стало ясно, что в особняке обитает кто-то еще. С ними стали происходить странные пугающие истории, казалось, кто-то настроен против семьи. Вскоре Олли и Каро узнают ужасное прошлое дома на Холодном холме и понимают, что им всем грозит страшная опасность…
Джейми Болл возвращался домой, когда ему с подземной автостоянки позвонила невеста Логан. Сквозь помехи он уловил испуг в ее голосе, затем она вскрикнула, и связь прервалась. Крайне обеспокоенный, Джейми звонит в полицию. Полицейские прибывают на стоянку в считаные минуты, но Логан бесследно исчезла. В тот же день дорожные рабочие в другой части города раскопали останки молодой женщины, погибшей тридцать лет назад. Поначалу Рою Грейсу и его команде два этих события кажутся не связанными между собой. Но в Брайтоне пропадает еще одна молодая женщина и обнаруживается еще один труп из прошлого.
Прощаясь с холостяцкой жизнью, Майкл Харрисон устроил мальчишник, закончившийся трагично: сам он, главный виновник праздника, бесследно исчез, а четверо его лучших друзей погибли. Расследовать преступление берется детектив Рой Грейс, который подобные исчезновения принимает как личный вызов – когда-то при невыясненных обстоятельствах пропала его жена, и с тех пор у него на сердце незаживающая рана.
В центре Брайтона произошло дорожно-транспортное происшествие. Под колесами рефрижератора погиб юноша велосипедист. В ДТП участвовали еще две машины, за рулем которых находились молодая женщина Карли Чейз и парень-лихач, тут же покинувший место аварии. Казалось бы, обычная трагедия большого города — не более того. Однако вскоре один за другим полиция обнаруживает трупы водителя рефрижератора и парня-лихача, убитых с предельной жестокостью. Дело передается в отдел тяжких преступлений, которым руководит суперинтендент Рой Грейс.
После почти двадцатилетнего брака, который Виктор и Джоан заключили по любви, от былого чувства ничего не осталось. Все их эмоции свелись к злобе, отвращению и смертельной скуке. На стороне у Виктора есть шикарная проститутка Камилла, а у Джоан — дюжий таксист Дон. В конце концов супруги решают разрубить семейный узел — правда, весьма радикальным способом. Каждый замыслил убийство…
Принимая дело о смерти Лорны Беллинг, суперинтендант Рой Грейс поначалу был уверен: дело простое и вот-вот будет закрыто. В самом деле, что ж тут неясного? Женщина уже давно стремилась вырваться из семейного ада, из лап нелюбимого и жестокого мужа; завела любовника и стала встречаться с ним на съемной квартире. А тиран-муж прознал об этом – и жестоко отомстил: бросил к ней в ванну включенный фен… Тем более что улики, найденные на месте убийства, ясно указывают на его причастность к убийству. Но чутье, отточенное огромным опытом, подсказывает Грейсу: что-то здесь не так, слишком уж все очевидно – и даже как-то нарочито…