Возлюби врага своего - [7]

— Ты Вальтер, не исправимый лгунишка! Скажи прямо, что хочешь выпить шнапса и побаловать брюхо украинским шпиком.

— Хочу! Да, хочу герр обер-лейтенант! Мы панцергренадеры народ простой. Нам скажут пить шнапс, мы пьем шнапс. Нам скажут стрелять по «Иванам», мы будем стрелять. Нам скажут идти домой — мы уже завтра бросим наши пушки и пойдем домой к своим фрау.

— Мартин, — обратился Крамер к ефрейтору — налей — ка фельдфебелю шнапса! Пусть выпьет за здоровье нашего нового камрада да проваливает. Здесь не ресторан «Метеора», чтобы устраивать мальчишники.

Мартин как звали одного из разведчиков, налил, в железную кружку русской водки и подал Краузе.

Обер-фельдфебель лукаво улыбнулся, и, взяв кружку, сказал:

— За наше здоровье!

Он, выпил сталинской водки и, крякнув в кулак, подхватил со стола бутерброд со шпиком.

— Вы, камрады, тут не дурно устроились, — сказал Краузе. — Хотел бы просить вас, поберечь этого парня. Он еще девственник, а у девственников после войны будет великая миссия.

— Какая миссия, — спросил, обер-лейтенант.

— Ему предстоит, оплодотворить тех вдов, которые потеряют на фронте своих мужчин, — сказал обер-фельдфебель и заржал.

Камрады засмеялись так, что часовой открыв двери, посмотрел, что произошло в расположении.

Обер-лейтенант бросил в Краузе пустую банку из-под сосисок и сказал:

— Иди ты к черту Краузе. Ты шутишь?

— А что! Я что — то не то сказал, — сказал Краузе. — Это настоящая, правда — он еще ни одной девки не попробовал за свою жизнь. Скажи им Кристиан.

— Это правда, — спросил меня обер-лейтенант Крамер.

— Да, герр обер-лейтенант. Я еще ни разу, не пробовал «вдуть» какой — нибудь фрау…

— Парни, с нами фортуна, среди нас девственник! Это хорош знак! Удача не оставит нас на этой войне.

Камрады дружно засмеялись, и, чокнувшись кружками, осушили их. Я выпил и почувствовал, как шнапс прокатился по моим кишкам, разогревая околевший и голодный организм. Через несколько секунд алкоголь, словно разрыв фугаса, ударил в голову. Керосиновые лампы раздвоились и поплыли во мраке церковного подвала, закручиваясь там калейдоскопом. Шнапс придал моей голове приятное головокружение. Я закрыл глаза и почти заснул, погружаясь в атмосферу грез и сновидений.

— Эй, студент — ну-ка не спать, — кричит мне Крамер. — Ты, чаще закусывай! Ешь все, что видишь! Здесь тебе не голодная артиллерийская батарея — здесь парень, разведка! Здесь и с кормежкой полный порядок, и выпивки хватит на всех и надолго.

Мартин подал мне краюху хлеба и целый котелок первоклассной, жареной говядины. Такой еды я не видел с тех пор, как мы вошли в Велиж. К рождеству в городе, наступили перебои с продовольствием. Обозы интендантов и служб снабжения, идущие с тыла по витебскому шоссе, постоянно попадали в руки большевиков. Иваны сжимают кольцо вокруг города, что заставляло нас туже затянуть пояса. На первых парах нашей оккупации города продукты можно было даже купить или выменять у местного населения. Приказ генерала Шредера, нам категорически запретил отнимать продукты питания насильно, чтобы не склонять русских к дикой партизанщине. Но с приходом холодов, интенданты активировали свои акции по изъятию продовольствия. Им было плевать на приказы командиров, им хотелось кушать и кормить боевые подразделения, занятые в обороне города.

«К каждой свинье фельдполицейского не поставишь», говорили «хомяки» и каждый день выходили на свой мародерский промысел.

— Кушай, кушай студент — у нас этого мяса много! Мои парни пару дней назад во время рейда нашли в тылу «Иванов», подорвавшуюся на мине корову. За пять минут нарезали килограмм шестьдесят мяса. Так что голодать у нас не придется.

Весельчак Мартин, снова налил мне шнапса. Выпив его, я окончательно погрузился в состояние какой-то одурманивающей дремы. Пока мои камрады поднимали тосты, я заснул. Очередной раз, проснувшись, я вспоминаю о еде и с новой силой наваливаюсь, на сочный гуляш. Служба в батарее истребителей танков дает о себе знать. Пока я дремал, обер — фельдфебель докурил свою трубку. Он спрятал её в карман шинели, и на прощание пожал мне руку.

— Давай Петерсен — держись! — говорит он. — Как договорились, через пару дней я навещу тебя.

— Ах, да, вспомнил! — Я вспоминаю, что обещал нарисовать обер-фельдфебелю портрет его жены:-Я обязательно нарисую. Желаю вам герр обер-фельдфебель, удачи!

Краузе молча завернулся в шарф и, ежась, в предчувствии дьявольского холода, покидает подвал, скрываясь за клубами пара, который врывается с улицы.

В эти дьявольские дни, когда русская авиация утюжила наши укрытия, когда мороз косил нас сильнее вражеских пулеметов. Нервы были на пределе, и мы от собственных неудач срывались по любому пустяку. Было достаточно плохого слова, или даже косого взгляда, как в ход шли кулаки. Но сегодня впервые за несколько недель было весело. Играл трофейный патефон и обер-лейтенант Крамер даже разрешил выпить нам, чтобы разрядить нервное напряжение, и поднять иссякающий боевой дух.

Уже скоро выпивка закончилась, и мои новые камрады расползлись по спальным местам.

— Ну что Петерсен, пришла пора послужить делу великой Германии, — сказал он мне.